Философский словарь - эстетика неклассическая

экспериментально-поисковый этап в современной эстетике, детерминированный общей ситуацией в техногенной цивилизации, в культуре, искусстве, философии, науке втор, пол. 20 в. К концу этого столетия ситуация достигла той точки бифуркации, за которой возможны или скачок в какоето новое качество, преобразование в новый эон бытия, или переход в систему новых уровней организации, или обвал в хаотическое состояние, чреватое уничтожением биосферы Земли, или по крайней мере ее ноосферы. В полях философскоэстетического сознания и художественной практики процесс активной и все ускоряющейся сознательно-внесознательной "переоценки всех ценностей" начался с кон. 19 в.: с Ф. Ницше в философии; с символизма, импрессионизма, авангарда в искусстве. К сер. 20 в. этот процесс под влиянием научно-технического прогресса, ощутимо изменившего психоментальную структуру человека зап. цивилизации, достиг такого уровня, когда проявились существенные изменения в эстетическом объекте, эстетическом субъекте и их отношениях, т.е. стал меняться сам предмет эстетики. Радикально меняется и контекст бытия эстетики во всех ее статусах: как специфического мироощущения; и как характеристики культуры и многих ее составляющих; и как науки со своим предметом. Все это привело к тому состоянию эстетики, которое может быть охарактеризовано как неклассическое.

Среди главных причин возникновения Э.н. можно назвать также отказ от классического рационализма в науке (неклассический и постнеклассический периоды) и философии (под влиянием фрейдизма, экзистенциализма, структурализма, постмодернизма во всех его разновидностях), отказ от европоцентризма в сфере духовной культуры, кардинальные изменения в сфере концентрированного эстетического объекта искусства, наиболее чуткого сейсмографа космо-антропных, цивилизационных, социокультурных процессов. После краткого взлета утонченного эстетизма внутри символизма и модерна рубежа 19-20 вв. своего рода маньеристского всплеска анимичной духовности в искусстве началось мощное авангардно-модернистское движение, провозгласившее и во многом реализовавшее отказ от тысячелетних традиционных фундаментальных принципов искусства: миметизма (см.: Мимесис), идеализации, символизации и любого выражения и даже обозначения; теоили антропоцентризма; от художественно-эстетической сущности искусства вообще. Им на смену пришли или подчеркнуто механистические принципы коллажа, монтажа, сборки, деконструкции, глобальной цитатности и центон-ности, или новейшие "стратегии" энвайронментальной, постмодернистской эстетик: организации арт-пространств или смысловых ландшафтов, культурных лабиринтов, гаптических пространств, аудиовизуальных энергетических полей, виртуальных реальностей и т.п. При этом дегуманизация искусства, как заметил еще X. Ортегаи-Гасет, приобрела глобальные масштабы, как и абсолютизация творческого жеста (или скорее любого произвола) личности, возведенной художественной стихией или арт-олигархией в ранг художника.

Теория и практика В. Кандинского (абстрактное искусство) и супрематизм К. Малевича открыли искусству путь к поискам "беспредметности" в чистом виде, некой трансцендентной визуальной эйдетики, которая традиционно присутствовала в искусстве в имплицитной, достаточно глубоко со-крытой форме. А. Шёнберг и А. Веберн наметили аналогичный путь в музыке. В. Хлебников и Д. Джойс в словесных искусствах. Реди-мейдс М. Дюшана (появились в 1913-1917) дали толчок принципиально новой философии искусства, которое уже перестало быть собственно искусством в традиционном понимании. Реди-мейдс готовые вещи, вынесенные из утилитарного контекста жизни и внесенные в выставочную атмосферу художественной экспозиции, возводятся в ранг произведений искусства, которые ничего не изображают, не отображают, не символизируют, не выражают, но лишь презентируют себя как некие самодостаточные вещи в себе. Этот художественно-эстетический радикализм получил, однако, широкое признание и распространение только с появлением поп-арта и концептуализма, т.е. в арт-практиках середины столетия, пограничных между авангардом, модернизмом и постмодернизмом.

В нач. 20 в. выход искусства за свои рамки в жизнь почти одновременно, но с разных позиций манифестировали на духовной основе символисты (с их творческим принципом теургии, на пути которой художник-теург должен в прямом контексте с божественными силами заниматься преображением самой жизни по законам искусства) и в сугубо материалистическом ключе конструктивисты, требовавшие "смычки" искусства с производством товаров утилитарного потребления и преобразованием среды обитания (интенции, вскоре реализовавшиеся в дизайне, художественном конструировании, авангардно-модернистской архитектуре). Но если символистытеурги, не сумевшие воплотить свои утопические мечты, и конструктивистыдизайнеры, органично вросшие во второй половине столетия во все сферы промышленного производства, не только не отказывались от эстетического принципа, но клали его в основу своей деятельности "в жизни", то по иному пути двинулись многие "продвинутые" арт-практики неутилитарного толка.

Они практически отказывают своим "объектам" и современному искусству в целом в их эстетической сущности. Искусства перестают быть "изящными искусствами", т.е. носителями эстетического, чем они являлись в той или иной мере изначально и что было узаконено в 18 в. и в самом их наименовании: beaux arts, schone Kiinste, составившем основное содержание термина "искусство" в 19-20 вв. При этом, если мастера-утилитаристы современного дизайна, художественного конструирования, архитектуры, организации среды обитания, опираясь на достижения техники и технологии, а также на принципы ясности, функциональности, рациональности, реализуют аполлоновский (согласно ницшеанской дефиниции) принцип художественного творчества, то многие направления неутилитарного искусства авангарда, модернизма, постмодернизма движутся по путям пробуждения и актуализации дионисийской стихии, высвобождаемой всем ходом техногенной цивилизации, приведшей человечество на грань глобальной катастрофы. Здесь активизируются мощные хтонические и витальные начала. При этом иррациональное, бессознательное, абсурдное нередко бушует в алхимическом тигле строгой концептуальности. В результате мы имеем некую арт-стихию, в которой господствуют вырвавшаяся из-под контроля утилитаризма вещь сама по себе и сама в себе со своими вещными (визуальными, слуховыми, гаптическими) энергиями и тело, которое "дает место такому существованию, сущность которого заключается в том, чтобы не иметь никакой сущности" (Ж.Л. Нанси). В этом бурлящем потоке современного арт-процесса некая глубинная художественно-антихудожественная провиденциальная активность ощущение принципиально иного этапа цивилизационного развития и активная работа на него сочетается с полной растерянностью художественно-эстетического сознания перед ним.

В эстетике после Т. Адорно ("Эстетическая теория", 1970) снова активизируется имплицитный уровень, т.е. ее проблемы наиболее активно обсуждаются и решаются внутри смежных дисциплин (искусствознания, филологии, литературоведения, "продвинутой философии", семиотики, психологии, информатики и др.). Сами эстетики занимаются существенным пересмотром оснований эстетики и поисками новых парадигм и принципов аутентичного эстетического дискурса, опираясь на др. современные гуманитарные и даже естественные науки, на нетрадиционные для зап. мышления духовные практики, на эстетический опыт традиционных цивилизаций древности. Эксперимент и самый широкий поиск во многих направлениях основа Э. н. В качестве ее своеобразной пропедевтики легитимируется новая эстетичекая категория, обозначающая ее предмет эстетическое, которая включает в свое поле не только традиционные эстетические категории и понятия, но и многие оппозиционные им (или даже антиэстетические с т.зр. классической эстетики) явления и категории типа абсурдного, заумного, жестокости, шока, насилия, садизма, мазохизма, деструктивности, энтропии, хаоса, телесности, вещности, лабиринта, энвайронмента, ландшафта, стратегии, ризомы, фристайла, симулякра и т.п. Новым смыслом наполняются понятия эстетического наслаждения ("тексты удовольствия" и "тексты наслаждения" по Р. Барту), иронизма (пронизывающего не только постмодернистскую культуру, но и науку), композиции (теоретически подготовленные метод "нарезки" У. Берроуза, лабиринта У. Эко, стохастические принципы создания музыки К.-Х. Штокхаузена и т.п.). Современные эстетики руководствуются принципами релятивности, полисемии, полиморфии ценностей и идеалов, а нередко вообще отказываются от них, используя опыт исследовательских практик многих крупных мыслительных направлений 20 в.: психоанализа, экзистенциализма, феноменологии, структурализма, постструктурализма и др. Э. н., пользуясь языком синергетики, это своего рода "нелинейная среда", потенциальное поле бесконечных возможностей, в котором формируются основы будущих становлений, вызревает некое интеллектуально-духовное корневище новой гуманитарной науки будущего.

Сегодня уже вырисовываются черты, по сути дела, нового эстетического объекта художественно-эстетического универсума как саморазвивающейся системы природносоциально-предметно-художественных феноменов, основные законы функционирования и структуру которой еще предстоит изучать, а также разрабатывать методы этого изучения и соответствующий вербальный аппарат. В поле современного эстетического объекта попадают и многие тексты современных гуманитарных наук и постмодернистской философии, ибо они, как правило, основываются на той игре смыслами и культурными ценностями, которая носит сугубо эстетический характер (см.: Игра). Этот сложный и динамический объект исследуется Э. н. в модусе его неутилитарного отношения и взаимодействия с эстетическим субъектом, который сам в современной философии является проблематичным. Структуралистскопостструктуралистские исследования показали принципиальную релятивность категорий субъекта и объекта, сняли их оппозиционность и даже фактически полностью размыли фаницу между ними, с трудом возведенную новоевропейской философией. Новейшее художественно-эстетическое сознание ощутило плодотворность этой мыслительной стратегии, а перед эстетикой возникла новая, трудно решаемая пока проблема, ибо ее предмет в определенном смысле детерминирован этой фаницей, субстанциальной гранью. Стирание фаниц между объектом и субъектом, между реальностью и текстом, между означаемым и означающим, диффузия реального и виртуального (в компьютеризированном мире), объективного и субъективного стимулируют постоянный поиск аутентичных стратегий и дискурсов эстетического исследования, что и составляет на сегодня главную задачу Э. н.

Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970; Семиотика и искусствометрия. М., 1972; Гадамер Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики (Ч. 1). М., 1988; Онже. Актуальность прекрасного. М., 1991; Маркиз де Сад и XX век. М., 1992; Борт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994; Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М., 1995; Юнг К., Нойманн Э. Психоанализ и искусство. М., 1996; Фуко М. Археология знания. Киев, 1996; Зонтаг С. Мысль как страсть. М., 1997; Рыклин М. Искусство как препятствие. М., 1997; КорневиЩе ОБ. Книга неклассической эстетики. М., 1998; КорневиЩе 0А. Книга неклассической эстетики. М., 1999; Деррида Ж. О почтовой открытке от Сократа до Фрейда, и не только. Минск, 1999; Делёз Ж. Марсель Пруст и знаки. СПб., 1999; Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000; Deleuze G. Cinema. Vol. 1. L'image-mouvement. Vol. 2. L'imagetemps. Paris, 1991; Berleant A. The Aesthetics of Environment. Philadelphia, 1992; Belting H. Das Ende der Kunstgeschichte. Munchen, 1995; KornewiSHCHe. A Book of NonClassical Aesthetics. Moscow, 1998. B.B. Бычков