Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - фигура в поэтике и риторике

по аналогии с определенными предустановленными формами движений — так называемыми Ф. в танцах, старые грамматики дали название Ф. таким же типичным формам движения речи. Учение о Ф. — одна из наиболее древних и детально разработанных частей теории словесности; но попытки внести в него методы научных изысканий относятся к более позднему времени. Основные начала современной теории Ф. — находящейся еще в зачатке, подобно прочим частям теории словесности, — сводятся к следующим вопросам: каково отношение Ф. к тропам; какова их роль в языке обиходном и литературном и в его развитии; представляют ли они собой искусственные отклонения от обычных форм речи или нет; какие душевные движения и логические формы лежат в основе их; можно ли их считать "украшениями" речи; каково их действие на читателя (слушателя); наконец, виды фигур и их классификация. В статьях Поэзия (см.) и Троп (см.) указана в общих чертах роль фигур в художественной речи и отличие их от тропов. Троп есть форма поэтического мышления; Ф. есть форма речи. Тропы имеют результатом обогащение мысли известным новым содержанием; Ф. — определенные обороты речи, рассчитанные на известное действие, но не вносящие в содержание ничего нового, расширяющего познание. Они служат выражением эмоционального движения в говорящем и средством передачи тона и степени его настроения слушателю. Это достигается своеобразной группировкой слов и выражений (антитеза, градация), условным сообщением им особенного смысла (ирония, гипербола) и т. п. Подобно Ф. в пляске, Ф. первоначально является естественным движением; оно получает красоту и доставляет эстетическое наслаждение вследствие сопровождающего его чувства сбережения энергии, затраченной наиболее целесообразным способом. Эта роль экономии силы в значении Ф. подмечена и хорошо выяснена в "Философии слога" Спенсера. "В основе всех правил, определяющих выбор и употребление слов, мы находим то же главное требование — сбережение внимания. Действительно, Ф. речи потому-то именно и употребляются, что они так хорошо отвечают этому требованию. Довести ум легчайшим путем до желаемого понятая есть во многих случаях единственная и во всех случаях главная их роль". В статье Усугубление (см.) указано, как Спенсер применяет это общее правило к отдельному виду Ф. Приведем еще его психологическое объяснение ф. антитезы. "Всякий знает, что черное пятно на белом поле кажется еще чернее, а белое пятно на черном поле — еще белее; так как черный и белый цвета сами по себе не изменились, то единственная причина, которой можно приписать это усиление, есть различие в их действии на нас, зависящее от различных состояний наших способностей; сопоставление двух мыслей, противоположных одна другой в какой-нибудь резкой черте, обеспечивает успех впечатления". Подобно другим приемам сбережения силы, Ф. запоминаются, остаются в языке, группируются наблюдением и становятся объектом традиции, то бессознательной, то сознательной. Во всяком случае в употребление их входит элемент преднамеренности в большей степени, чем, например, в применении тропов. В этом есть как бы некоторое противоречие: с одной стороны, Ф. искусственны, с другой, Ф. — особенность эмоциональной речи. Но противоречие это — только кажущееся: Ф. искусственна лишь в том смысле, что составляет одну — соответственную данному случаю — из возможных форм выражения готовой мысли. Употребляя в речи гиперболу, мы сознаем, что, строго говоря, она не соответствует действительности — но в ней разряжается наше внутреннее напряжение; в сознательном преувеличении мы находим лучшую форму для сообщения другому нашего настроения. Старая риторика, более поучавшая сочинению сообразных со школьными догматами произведений, чем изучавшая процесс создания произведений существующих, воспитала совершенно ложное представление, будто теория Ф. имеет дело с особыми словесными ухищрениями, составляющими особенность речи ораторской или поэтической, вообще искусственной. На самом деле достаточно вдуматься в психологическое значение каждой Ф., чтобы видеть, что самая простая обиходная речь не может обойтись без них, как не обходится и без тропов. Ф. чаще бывают делом расчета, и потому в языке литературном они более искусственны, чем тропы, но по существу и обиходная речь подчинена принципу целесообразности, и она пестрит фигурами разнообразными, глядя по человеку. У простого человека, достигающего выразительности повышением тона, встречаются Ф., приспособленные к выражению чувств, — напр. восклицание; человек рассуждающий чаще пользуется различными Ф. расположения мыслей. Первобытный, эмоциональный язык бывает полон соответственных Ф.; это дает французским теоретикам повод напоминать об афоризме: "на рынке за день создается больше Ф., чем в академии за год". Они охотно цитируют также сочиненный Мармонтелем монолог, состояний из образцов различных Ф. Крестьянин сердится на жену: "когда я говорю да, она говорит нет; утром и вечером, ночью и днем (антитеза) она только и знает, что браниться. Никогда, никогда (повторение) нет с ней покоя. Скажи, несчастная (обращение), чем я перед тобой провинился (вопрошение)? О небо, что за безумие было жениться на ней (восклицание)!. Лучше бы мне утопиться (пожелание)... О, она плачет — я виноват, как видите (ирония)... Всем известно, что я дурной, что я злодей, что я притесняю тебя, что я тебя бью, что я убийца (усугубление)" и т. п. Уже это обилие Ф. в безыскусственной речи взволнованного человека показывает, как мало можно их считать — вслед за старой риторикой и школьной теорией словесности — украшениями речи, чем-то извне к ней прилаженным, чтобы сделать ее красивее (напр. Лебедев: "фигуральный образ выражения отступает от обычного и простого; он представляет предметы и мысли в форме особенно изящных и красивых оборотов" и т. д.). Органически связанные с существом речи, Ф. представляют собой орудие выразительности: они делают ее определеннее, сильнее, яснее, ярче, убедительнее, целесообразнее — и в этом смысле, пожалуй, могут быть названы украшением речи. — Попытки классифицировать Ф. весьма многочисленны и разнообразны, объединяя различный материал и основываясь на различных принципах. Наименее удачными должны быть признаны традиционные французские классификации, в которые едва ли внесено какое-либо живое изменение со времен "Принципов" Батте и "Лицея" Лагарпа, повторивших александрийскую риторику. У французов до сих пор различают Ф. мысленные (f. de pensées), где главную роль играет мысль или чувство без отношения к словам, их выражающим, и Ф. словесные (f. de mots), имеющие связь с самим материалом изображения и теряющие характер Ф., раз что изменено выражение. Ф. мысленные делятся на три категории: 1) Ф. наиболее свойственные доказательству (около двадцати видов, в том числе сравнение, распределение, повторение, уступка); 2) Ф. свойственные страсти (восклицание, вопрошение, обращение, просопопея и т. п.) и 3) Ф. украшения (восхождение, намек, эвфемизм, ирония, гипербола и т. п.). Ф. словесные делятся также на три категории: 1) тропы, 2) Ф. выражения, или собственно словесные Ф. (повторение, ономатопея и др.) и 3) Ф. грамматические (плеоназм, инверсия, анаколуфия и т. д.). Очевидно, никакого научного значения эта система, разделяющая слитное и объединяющая несоединимое, иметь не может. Более удачны различные немецкие системы, самым разнообразием своим показывающие, однако, как недостаточно определены основные понятия и материал исследования. Здесь мы встречаем по крайней мере довольно ясное разграничение тропов и Ф. и более или менее определенный принцип деления и можем воспользоваться немецкой классификацией для обзора более употребительных Ф. В общем у немцев Ф. делятся на 1) регулирующие движение изложения посредством расположения слов (Bewegungsfiguren) и 2) останавливающие внимание на отдельной мысли (festsetzende oder pointierende Figuren). Первые запечатлены более рассудочным характером и легче бывают делом риторического расчета. К ним относятся: 1) многосоюзие и бессоюзие (Polysyndeton и Asyndeton) — соединение ряда соподчиненных членов союзами или перечисление их без союзов; оба приема представляют собой отклонение от обычного способа, при котором союзом присоединяется лишь последний член перечисления. "Быстрой сменой картин бессоюзие выражает возбуждающее оживление действия; многосоюзие представляет более спокойную, но цельную деятельность, способствуя более созерцательному настроению; бессоюзие дает вереницу обособленных явлений — многосоюзие, наоборот, сосредоточивается вокруг одного предмета, изображаемого с разных сторон" (Гейнце). 2) инверсия — измененный порядок слов — имеет меньшее значение в языках с менее обязательным словорасположением, каков, напр., русский; но и здесь, конечно, возможна инверсия. Возникает только вопрос, какой порядок считать первичным. С инверсией связаны разнообразные вставные замечания (a parte) в скобках, тире и т. п. 3) Вопрошение, или риторический вопрос, где утверждение облекается в форму вопроса, на который и не ожидают ответа. Возможна и смена вопросов и ответов, даваемых самим автором (диалогизм). Двойственная природа Ф. определенно проявляется в психологической структуре риторического вопроса: он может быть непосредственным выражением чувства, владеющего автором, но может также быть искусственным приемом вовлечения читателя в умственную работу. От риторического вопроса следует отличать обращение с вопросом к лицу отсутствующему, неопределенному или неодушевленному предмету (см. ниже). На границе между двумя основными разрядами Ф., также представляя собой явление смешанное, лежит усугубление (восхождение, усиление, лестница, climax) — последовательный переход к образам и выражениям все более ярким, определенным, выразительным. Ко второму, более обширному и более значительному разряду Ф., эмоциональных по преимуществу, относятся: 1) восклицание, имеющее в основе внезапное возбуждение, которое находит выражение в непосредственно вырывающемся возгласе, иногда прерывающем течение речи. В связи с восклицанием стоит эмфаз (греч. έμφασις — указание) — придание словам особого тона значительности и содержательности. Сила эмфаза определяется общим настроением: сами по себе выражения этой Ф. могут не иметь особенно веского значения. Немцы приводят в пример слова Карла Moopa: "Dem Manne kann geholfen werden"; у нас примером может служить знаменитая пушкинская ремарка "Народ безмолвствует". Едва ли, однако, есть основание выделять эмфаз как особую Ф. 2) Обращение (апострофа) к лицу отсутствующему, неопределенному, к предмету неодушевленному или понятию абстрактному, которое персонифицировано возбужденным воображением автора. Здесь нет тропа — определенного олицетворения, но есть его зародыш. 3) Гипербола (и мейозис) — см. соотв. ст. 4) Антитеза (см.), о которой сказано выше. 5) Парадокс или, у некоторых, эпиграмма — сочетание понятий, на первый взгляд несоединимых, но затем обнаруживающих глубокую связь. "Прелесть этой Ф. заключается в смелости, с которой формулируется видимое противоречие, и в творческом наслаждении, сопровождающем отгадку и разрешение его" (Готшаль). 6) Ирония (см.) и близкий к ней, но более сильный, по подъему негодующего чувства, сарказм (от греч. σαρκάζειν — срывать мясо с костей). 7) Умолчание, где сила чувства или наплыв сложных мыслей прерывает течение речи, не давая окончания и дозволяя лишь угадывать его. — Полное исчисление Ф. едва ли возможно и едва ли нужно; развитие языка идет безостановочно; богатство его средств, очевидно, не может быть исчерпано теми традиционными, но случайными схемами, которые мы имеем в старой теории Ф. Быть может, некоторые основы правильного изучения Ф. дает теория Бэна, в которой, однако, к новым и самостоятельным взглядам примешаны и старые воззрения. Бэн определяет Ф., как "уклонение от обыкновенного способа выражаться с целью усилить и впечатление", и считает троп видом Ф. Различение Квинтилиана, по которому Ф. называется форма речи, отличающаяся от обыкновенной, а троп есть уклонение слова от собственного значения к другому, он считает внешним и лишенным практического значения. Классификацию Ф. Бэн основывает на "тех психических операциях, к которым они имеют отношения". Трем основным способностям нашего духа — способности различения (чувству относительности), чувству сходства и способности удерживать впечатления — соответствуют три группы Ф. Первая и последняя группы охватывают у Бэна только различные виды тропов; вторая группа исчерпывается одной Ф. — антитезой. Собственно Ф. не нашли в классификации Бэна никакого места: к изложенным выше трем классам Ф., отвечающим трем главным операциям духа, он присоединяет, как не лишенные важности, эпиграмму, гиперболу, климакс (усугубление), Ф. вопрошения и восклицания, апостроф, намек (innuendo), иронию".

Литература, посвященная Ф. и тропам, а особенно их применению в отдельных произведениях и у отдельных писателей, очень обширна. Из классических писателей наиболее ценные замечания мы находим у Аристотеля ("Риторика", II, 40, 11; "Поэтика", XXI, XXII), Цицерона ("Orator", 27; "De Oratore", 38—43), Квинтилиана ("Institutiones", VIII, 6, IX, 1—3); их соображения послужили основой дальнейшей разработки или пересказа теории, которую излагали Александр, Фебаммон, Тиверий, Иродиан, Трифон (автор особого сочинения о фигурах), Георгий Херобоск (автор сочинения о тропах и Ф., переведенного на русский язык в "Изборник Святослава") и др. Подробно изложена теория Ф. с библиографическими указаниями у Gertrude Buck, "Figures of Rhetoric; a psychological Study". Кроме общих курсов по поэтике, риторике и стилистике, также по языкознанию (особенно Gerber, "Die Sprache als Kunst", 1871; H. Paul, "Principien der Sprachgeschichte"; M. Müller, "Science of Language" и "Science of Thought"; Whitney, "Life and Growth of Language") и методологии литературы (Elster, "Prinzipien der Litteraturwissenschaft", 1897; G. H. Lewes "Principles of Success in Literature" 1892, и мн. др.), ср. Wilhelmi, "Von den Figuren der Wortwiederholung" (1841) и "Von den Tropen" (1839); Weyman, "Studien über die Figur der Litotes" (1886); Wendel, "English Composition"; Tumlirz, "Tropen und Figuren" (1883); Spencer, "Philosophy of Style" (русск. пер. в "Опытах", т. I, 1866); Sherman, "Analytics of Litterature" (1893); Rössler, "Beitrag zur Lehre von den Tropen" (1853); Niggli, "Die Redefiguren und deren Behandlung in der Schule" (1871); M. Müller, "Metaphor as a Mode of Abstraction "("Fortn. Review", 46, 617); Meyer, "Begründung der Redefiguren" ("Herrig's Archiv", 20—174); D. N. Lord, "Laws of Figurative Language"; Lunt, "Figurative Language" ("Chr. Examiner", 68—390); Kohlfeldt, "Zur Aesthetik der Metapher" ("Zeitschr. für Philos. und philos. Kritik", N. Fol. 103—221); Koch, "Figuren und Tropen" (1880); Gruyet, "L'élegance; dialogue sur l'emploi des figures dans la conversation" (1856); Gross. "Die Tropen und Figuren" (1888); Fruit, "The Evolution of Figures of Speech" ("Mod. Lang. Notes", 2—251); Du Marsais, "Le traité des tropes" (1730); Dathi, "Libellus de variis loquendi figuris" (1471); Darmstetter, "La vie des mots" (1887); Caspers, "Ueherdie Tropen und Figuren" (1873); Brinkmann, "Die Metaphern" (1878); Braun, "Versuch über die Tropen" (1847), Bradley, "The classification of Rhetorical Figures" ("Mod. Lang. Notes", 1—140); A. Biese, "Die Philosophie des Metaphorischen" (1893); Bauer, "Das Bild in der Sprache" (1878—1889); Arminius, "Die Tropen und Figuren" (1890).

А. Горнфельд.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907