Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - песня как явление литературное

— Словом П. обозначают своеобразную древнюю форму художественного творчества, представляющую собой соединение поэзии с музыкой и оркестикой (также мимикой), или поэзии с музыкой. Обе формы живут и до сих пор еще в народе, почему иногда слово П. употребляется как синоним народной П. Вместе с тем П. называется и один из видов так называемой искусственной поэзии (многие стихотворения Некрасова, Кольцова, Бернса, Гейне и др. носят название П.). Древнейшая форма П. несомненно первая, так как в ней, с одной стороны, отдельные формальные элементы поэтического творчества — эпос, лирика и драма — еще не выделились, не обособились в отдельные категории, с другой — музыка находится еще в тесной связи с оркестикой и поэзией. Развитие этого конгломерата и выделение из него специально поэтических элементов и составляет предмет исторической поэтики П. Наука далеко не всегда располагает в этой области достаточным количеством материала. От древней П. до нас дошли только скудные disjecta membra, из которых приходится созидать весьма сложный организм. Количество сохранившихся текстов, в сравнении с исчезнувшими бесследно, крайне ничтожно. Добытые из них прямые сведения могут быть, однако, расширены и дополнены двояким образом: 1) путем сличения их с показаниями писателей, далеко, впрочем, не щедрых на разъяснения более обстоятельного характера (там, где тексты не сохранились вовсе, метод этот является часто основным в анализе той или другой категории П.), и 2) путем сличения древних материалов с живой народной П., сохраняющей множество старых традиций. Обоими путями исследования — прямым и косвенным — и пользуется поэтика. При их помощи удалось восстановить внутреннюю историю П., по крайней мере в основных чертах. В отдаленнейшую эпоху П. была чужда тех идеальных художественных задач, которые она преследует теперь. Составляя одну из самых существенных сторон древнейшего обряда, она удовлетворяла на первых порах одной лишь практической потребности; только с течением времени эстетический элемент был выдвинут в ней на первый план, и П. обратилась в художественное произведение. Обрядовый момент обусловил собой и внутреннее содержание, и форму П. Содержание их было религиозное, не всегда тожественное по характеру и построению, что зависело от свойств воспеваемого момента (ср. различный характер греческих Дионисий — см.). Мотивы древнейших П. были крайне несложны. Так, некоторые священные гимны диких или некультурных племен состоят всего из двух-трех фраз, беспрестанно повторяемых, с незначительными изменениями. Простоте содержания соответствовала и несложность исполнения. Примитивную П. пели обыкновенно хором. Искусства от исполнителей не требовалось никакого: центр тяжести древнейшей П. лежал в ее тексте, пока еще очень простом. Иногда в зависимости от содержания при усилении диалектического момента, вместо одного хора выступало два — обстоятельство, которое, впрочем, могло обуславливаться и тем, что в пении принимали участие мужчины и женщины. Антифонизм, следовательно, мог и не зависеть от содержания П. Обе формы исполнения находят себе фактическое подтверждение в псалмах евреев, в античных гименеях и т. п. Исполнение П. двумя хорами играет крайне важную роль в построении самого ее текста: этим исполнением объясняется явление параллелизма — одного из основных принципов построения древней П. Пели два хора или полухора; второй отвечал первому синонимическим, метрически (см.) построенным целым, захватывая при этом часть предыдущего колена. Параллелизм не имел ритмического значения, которое ему иногда приписывается. Каждый член построен ритмично; стало быть ритм здесь не в одних мыслях. Синонимизм параллельных членов объясняется вообще слабым развитием поэтической изобретательности. При исполнении П. не только второй хор примыкал к первому, но и первый постоянно придерживался мысли, развитой в только что пропетой параллельной паре колен. Запас идей и образов в древнейшей П. был минимален. Описанный параллелизм встречается в П. самого разнообразного происхождения: мы находим его у египтян, у индусов, у евреев, у ассирийцев, у славян и др. древних и новых народов. Это параллелизм аналитический или номинальный, не имеющий ничего общего с параллелизмом-сравнением, синтетическим или реальным, на котором построены, например, многие тирольские Schnadah ü pfl, итальянские ritornelli или strambotti, греческие дистихи, испанские coblas или peteneras, литовские damas, венецианско-фриульские vilotte, древнеиндийские четверостишия H â la и т. д. Синтетический параллелизм имеет также огромное значение для характеристики древнего поэтического творчества. Это — своеобразный прием логической комбинации, особенная форма синтаксиса образов, которая сохраняется в поэзии и до сих пор, как переживание, напоминающее о некогда существовавших реальных отношениях. Распространенное в русской народной поэзии отрицательное сравнение может служить примером такого параллелизма:

Не сырой дуб к земле клонится

Не бумажные листочки расстилаются

Расстилается сын перед батюшкой...

Формулятивность, косность в характере элементов П., всевозможные постоянные эпитеты, шаблонные сравнения, повторения формул, являются значительно позже. В древнейшую пору П. имела крайне подвижную форму. Музыкальный и ритмический элементы дополняли картину; оба были еще в зачаточном состоянии. Непрерывно повторявшуюся музыкальную тему нужно представлять себе чем-то вроде музыкального речитатива простейшей конструкции. Мелодия еще не успела выработаться; ее заменяла декламация нараспев, отвечавшая общему характеру древней речи. Известно, что корни слов, обозначающих "петь" и "говорить", тожественны в различных языках (например, нем. singen и sagen), что указывает на близость самых действий; более древним можно считать речь или, вернее, нечто среднее между речью и пением. Текст П. имел свои логические ударения, по которым и располагался ритм, т. е. метрические и логические ударения совпадали. Слабое ощущение правильной ритмической последовательности получалось лишь в силу повторяемости определенного количества "вольных метров" или ритмических единиц, в параллельных стихах или, лучше, коленах. Такова древнейшая метрика стиха. В эту эпоху текст доминирует еще над музыкальными элементом. Уже в эту древнейшую пору истории П. мог зародиться процесс выделения личного певца из хора. Более музыкально и поэтически одаренные личности выделяются из круга хоровых певцов-исполнителей, становятся запевалами (Vorsinger, έξάρχων), а хор, отступив на второй план, спускается постепенно до положения музыкального орудия: он только подпевает солисту (см. Припев). Оркестический элемент выходит отчасти из компетенции запевалы и остается за хором. П. продолжала развиваться и в формальном, и в реальном отношениях. Круг тем, входивших в поэтический обиход, постепенно рос и расширялся. Исключительная связь П. с религиозным культом ослабевала. Из религиозно-обрядовой П. становится бытовой в более широком смысле этого слова, общественно-исторической, служа не одним только узкопрактическим целям. Такое расширение поэтического содержания вызвано было различными переменами в самом социальном строе первобытного общества. Древние греки воспевали своих героев в дифирамбах, в гимнах, посвященных первоначально Дионису (Герод., V, 67); старая форма восприняла новое содержание, отвечавшее новым потребностям. Рука об руку с развитием образов и идей в П. развивались и элементы формы. Исполнение П. стало более сложным, что, в свою очередь, отразилось и на форме П. Параллельно упомянутым выше главным музыкально-логическим ударениям постепенно развиваются в стихе ударения чисто музыкальные. Эти последние могут и не совпадать с грамматическими ударениями, так как они обуславливаются одними только музыкальными требованиями. В силу этого нового принципа стих разбивается на правильные музыкальные такты, метрические единицы, постоянные, более или менее, для данной пьесы. Этим сглаживается относительно малая ритмичность древнейшего стиха, шероховатость которого, чувствовавшаяся при рецитации, исчезает при пении. Речитатив постепенно переходит в плавную (относительно, конечно) мелодию; музыка начинает доминировать над текстом. Благодаря описанному выше кризису в истории обрядовой П. — выделению личного певца из хора — открывается больший простор развитию ее реальной стороны; появляется ряд незнакомых древнейшей эпохе П.: эротических, сатирических, эпических и др., стоящих вне всяких отношений к обрядовому действу; наконец, на почве диалога между хором и его корифеем развивается драма. П. начинает интересовать сама по себе, своим содержанием, которое свободно перерабатывается сообразно условиям среды и времени. Все это создает благоприятную атмосферу для развития единичного певца. Выделению и обособлению певца из хора предшествуют также (хотя и не везде) некоторые перемены в ритмическом, формальном строе П. Стих (колено) подпадает сильному влиянию музыки, особенно в языках, сохранивших древние долгие и краткие гласные (например, язык греческий). Музыкальный, ритмический строй переносят на текст П.; из слогов составляется ряд однообразных последовательных словесных единиц или стоп, соответствующих музыкальным тактам; таким путем текст приобретает сам по себе музыкальный характер. Это момент отделения текста от музыки. Он отвечает такому исполнению, при котором музыкальный элемент далеко не играет главной роли — именно исполнению личных певцов, безо всякой или только с очень незначительной поддержкой хора. Греческие эпические поэмы, распевавшиеся певцами, построены на описанном принципе. Наступает, наконец, эпоха широкого развития деятельности личных певцов. Это не значит, что старая хоровая поэзия исчезла вовсе; она продолжала существовать, но должна была уступить часть своего значения новым певцам, так недавно еще игравшим в хоре роль рrimi inter pares. Этому молодому поколению певцов следует приписать целый ряд реформ в строе П. Только с появлением личных певцов эпос, лирика и драма получают значение самостоятельных категорий поэзии; только в руках этих певцов поэтическая форма П. приобретает все то разнообразие оттенков, которое усиливает впечатление содержания. Первые параллельные ритмические единицы сливаются в одно целое, так как не отвечают уже более новому способу исполнения. Но параллелизм еще долго не утрачивал своего значения даже в эпоху личных певцов. Наряду с ним продолжают существовать и другие элементы поэтической формы, получив уже значение переживаний. Многие явления стиля, находящие себе объяснение только в хоровом исполнении, теперь встречаются в роли формул, застывших, утративших, собственно говоря, смысл и сохраняемых лишь в силу формально-поэтической традиции. К таким архаическим приемам принадлежат, например, различные припевы, положившие основание троичному делению строфы (Tripartition, Dreiteiligkeit; см. Лирика) и осмыслившие, таким образом, старый прием с новой точки зрения. В германской П. деятельность новых певцов в формальном отношении отмечена появлением особого героического стиха — Langzeile, представляющим собой в строении и акцентуации полнейшую аналогию с русским былинным стихом; оба возникли при одинаковых условиях и одинаковым путем. Подобную же форму стиха можно наблюдать не только в эпических памятниках, но и в некоторых других, исполнявшихся одним лицом, как например в нем. Wessobrunnergebet (см. Немецкая литература), где встречается смешение длинных стихов с короткими, в некоторых германских заклинаниях, в датских и шведских народных песнях и т. п. Вероятно и греческий эпический стих представляет собой продукт сравнительно позднего развития. Стих греческих паремий (παροίμια), так называемый versus paroemiacus, значительно короче (см. Usener, "Griech. Versb.", стр. 44) и, что особенно интересно, он является полной аналогией к герм. Kurzzeile (а может быть и к славянскому плясовому стиху с двумя сильными ударениями). Таковы те главные этапы, через которые прошла П. на пути своего исторического развития. В результате получились две основные формы ее: хоровая (синкретическая) и личная (без элементов оркестики). На почве этой последней создалась, по мере общественной дифференциации, так называемая искусственная поэзия, которая отражала в себе идеи и настроение только известной части общества; что же касается хоровой П., некогда общенародной, то она обратилась в народную (т. е. простонародную). Только с этого момента термин народная П. получает свой raison d' ê tre. Не следует, однако, представлять себе П. искусственную и безыскусственную как две совершенно разобщенные категории поэтического творчества. Взаимное их влияние не всегда было одинаково сильно, но никогда не прекращалось. Оно регулируется, по-видимому, действием двух сил, прямо противоположных по своему направлению; одна из них управляет отношениями личности к общественной массе, другая, наоборот — отношением массы к личности; силы эти можно назвать центростремительной и центробежной. Первая выделила из древнейшей П. личную П., а затем постоянно обновляла последнюю материалом, почерпнутым из народной П. (отсюда, между прочим, и песни Кольцова, Бёрнса и др.). Сила центробежная, в свою очередь, увлекала за собой массу материала личной П. и сообщала его П. народной. Такое постоянное общение между обеими упомянутыми категориями П. составляет основной принцип их истории. Так, в Германии или во Франции поэзия трубадуров, труверов и миннезингеров (XII—XIII вв.) основывается на народной поэзии, но в XV в. рыцарская поэзия, в эпоху так называемого полного разложения, обновила собой народную П. (см. Немецкую и Французскую литературы).

Литература. Материалы собраны в многочисленных сборниках, иногда снабженных комментариями. Указания на эти сборники можно найти в "Grundriss'ax" H. Paul (выходит нов. изд.). K. Bahder, Goedeke — по германской П., у G. Gr ö ber и в необходимом к нему дополнении K. Vollm öller, "Kritischer Jahresbericht fü r roman. Philol." — по романской П., в историях русской литературы Порфирьева, Галахова, Пыпина, в историях различных славянских литератур и т. п. В смысле библиографическом (источники и пособия) и теоретическом особенно важны следующие работы: О. Bockel (о гессенской П.), J. Child ("English and Scottish popul. ballads"), S. Grndtvig ("Gamle danske Folkeviser"), Geijer и Afzelius (собр. шведских народных П.), Ягича (см. Лирика), Machal (по славянским П.), Александра Веселовского (ряд статей по исторической поэтике в "Журнале Министерства Народного Просвещения"); K. K ö gel ("Gesch. d. Deutsch. Litterat.", новейшее сочинение по этому предмету), A. Jeanroy ("Les Origines d. l. po ésie lyr. en France"), Pé tit de Julleville (историческая литература), G. Paris (рецензия на книгу Jeanroy в "Journal des Savants" и отчет о сборнике П. Nigra, там же), J. Steenstrup ("Vorer" Folkervis), G. Bickel ("Carmina V. T. metrice", Инсбрук, 1882), Krek ("Einleitung"), J. Krohn (по финской литературе), Пыпин ("История русской этнографии") и др. Ср. Драма, Лирика, Эпос, Фольклор, Русская песня.

В. Ш.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907