Краткие содержания произведений - алексей ремизов - неуёмный бубен

низкой, закопченной канцелярии уголовного отделения. И вот уже минуло сорок лет, и много с тех порсменилось секретарей, а он все сидит за большим столом у окна — в дымчатых очках, плешь во всюголову — и переписывает бумаги. Живет Иван Семенович на квартире в доме дьяка Прокопия. Служит емуАгапевна, безропотно, верою и правдою. Да — старая, за что ни возьмется, все из рук валится, и храпиткак фельдфебель, и по всем углам, у печки, за шкапом, черствые хлебные корки сложены, — копитзачем-то. Согнал бы Стратилатов Агапевну, но все-таки и представить себе не может, как бы рассталсяон со старухою: прижилась Агапевна в дому, Агапевну все углы знают.Был когда-то и женат Стратилатов. Глафира Никаноровна — женщина тихая, кроткая. И все бы ничего.

Да назначили об эту пору в суд нового следователя: молодой, игривый, и фамилия та же: Стратилатов.

Раз на именинах у Артемия, старого Покровского дьякона, среди всяких шуток послышалось ИвануСеменовичу что-то в пьяном углу, да о Глафире Никаноровне: «Эх, чего зря говоришь, по уши врезаласьона в Стратилатова». Выронил Иван Семенович вилку: представился вертлявый следователь. Вылез ониз-за стола, без шапки — домой. Ворвался бешеный и с порога: «Вон, вон из моего дому!» В тот же год иследователя куда-то перевели, да и Глафира Никаноровна у своей матери жить осталась, тихая,

кроткая. Одному оставаться в доме невозможно: и скучно, и за домом присмотр нужен. Тут-то иопределилась к Ивану Семеновичу Агапевна.В суд Стратилатов приходит первый. С утра лучше не беспокоить его: в двенадцать секретарьпотребует исполнений по предыдущему дню. Как огня боится Иван Семенович секретаря Лыкова, хотьносом и чует: пускай Лыков — законник, аккуратен как немец, а все-таки — шушера, революционер. Итолько секретарь уедет с докладом, Стратилатов становится неистощим: всякие приключения, всякиепохождения исторические жарит он на память, пересыпая анекдотцами, шутками, и все горячее,

забористее, словно в бубен бьет. В канцелярии — кто хохочет, кто сопит, кто взвизгивает: «Неуемныйбубен!»Впрочем, средь судейских чиновников один Борис Сергеевич Зимарев — помощник секретаря инепосредственный начальник Стратилатова — за умение свое точно и верно определить древности,

коих Иван Семенович большой любитель, снискал у него искреннее уважение и даже дружбу.Были и другие друзья у Ивана Семеновича, да все люди оказывались сомнительные. Приходили будтопение его слушать, Стратилатов ведь и на гитаре мастер, — один художник из Петербурга и житьостался, да и регент Ягодов не за просто так. Чудом Иван Семенович от них отделался. Теперь же —только для Зимарева Бориса Сергеевича после чаю поет-играет.Однажды летом на именинах у Артемия, старого Покровского дьякона, увидел Стратилатов егоплемянницу-сиротку Надежду, такую тоненькую, беленькую, — и переполнилось его естество. И лето, иосень, и всю зиму ухаживал. И спать перестал, все ворочается. Знакомая вмешалась. Уговориламолоденькую. Тут-то и погнал Стратилатов Агапевну со двора.Скоро уж все знали, что есть у Стратилатова Надежда и что живут они как в настоящем браке.

Сходились чиновники из всех отделений суда — поздравить, похихикать да и просто глазкомвзглянуть. Стратилатов и отшучивался, и дулся, а потом вышел из себя:Надежду на место Агапевнывзял, не более того. Подняли его на смех, ведь улики налицо! Да тут еще случай…За поздней обедней к Всехсвятской церкви народ стекается дурочку Матрену послушать.

Рассказывает она как дети — радостно, запыхавшись — из житий и Евангелия. А при Стратилатове —как раз возвращался он от поздней обедни — нескромный сон рассказала. Захохотал народ, во всю мочьгоготал дьякон Прокопий, Иван Семенович выругался, плюнул — и прочь. А дьякон со смехом: «А твояНадерка шлюха гулящая!» — «А вот я тебя, дьякон, застрелю». Иван Семенович быстро зашмыгал к дому итут же — обратно, с большим грузинским пистолетом, украшенным тонкою резьбою. Все притихло. ИванСеменович целится, кажется, вот-вот спустит курок. Дьякон вдруг задрожал, высунул язык и словно наперебитых ногах пошел прочь. А на следующий день съехал Стратилатов, в угоду Надежде покинулдьяконский дом, перебрался на новую квартиру к соседу Тарактееву.Тут разговорам и насмешкам конца бы не было, да умы от него отворотил полицмейстер Жигановский.

Решил монашек женского Зачатьевского на чистую воду вывести. Сел в корзину как кавалер — их поночам монашки к себе на окна подымали. Да как глянули они в корзинку — со страха и выпустиливеревку, и убился Жигановский до смерти. А тут еще: чиновник на спор тридцать девять чашек чаювыпил, взялся за сороковую, глаза выпучил, да вдруг как хлынет вода из ушей, изо рта, из носа — ипомер. И еще среди бела дня гимназистка Вербова, исполняя приговор местного революционногокомитета, застрелила по ошибке вместо губернатора отставного полковника Аурицкого. В ту же ночьарестован был и секретарь Лыков. Стратилатов торжествовал: ведь давно знал, что неподкупный инеуклонный Лыков, державший голову повыше самого прокурора, — революционер.И в канцелярии Лыков не сходил с языка. За разговорами и не заметили, что в один прекрасный деньИван Семенович не явился в канцелярию. Хватились только через три дня. Зимарев отыскал Агапевну.

После изгнания своего приютилась старая неподалеку от Ивана Семеновича, чувствовала: быть беде! Ивпрямь, совратил полюбовник, Емельян Прокудин, Надежду, ушла она с ним, да и полный воз добранахапали. Ухватил Прокудин и укладку с серебром. Стратилатов — не отдает, ну тот его и «дерзнул».В больнице Стратилатов все жаловался: «Кабы не болен, прямо бы в суд пошел». Сам забинтованный, накойке лежит — ни повернуться, ни руку поднять. Рассказывали, мучился перед смертью, томился. А ушелбез наследников. Вещи назначили к распродаже. И пока жила при них Агапевна. Совсем полоумной сталастаруха: приляжет ночью на лежанку, а не лежится, все ей слышится, будто Иван Семенович кличет:

«Агапевна?» — «Я, батюшка».

См. также:

Н В Гоголь Вечера На Хуторе Близ Диканьки, Н В Гоголь Ревизор, Василий Нарежный Два Ивана, Или Страсть К Тяжбам, Михаил Пришвин Кащеева Цепь, Константин Симонов Живые И Мёртвые, Владимир Тендряков Шестьдесят Свечей