История философии - свобода

универсалия культуры субъектного ряда, фиксирующая возможность деятельности и поведения в условиях отсутствия внешнего целеполагания. В античной культуре деятельность раба по реализации привнесенных извне целей мыслится как исполнение программы и обозначается как 'noietis', деятельность же свободного, т.е. реализующего свои цели, мыслится как творчество и обозначается как 'chretis' или 'praxis'.

Именно в этом отношении в античной Греции статус престижных форм деятельности занимали духовные: философия и свободное искусство как воплощающее личный замысел творчества в отличие от физической деятельности ('презренный труд', 'удел раба' у Аристотеля) как типового тиражирования предметов, потребляемых другими. Раб есть 'говорящее орудие' в том смысле, что он способен, с одной стороны, разуметь приказание (духовный аспект 'говорящего') и выполнить его в ходе предметной деятельности (физический аспект 'орудия'): 'если бы каждый инструмент мог выполнять свойственную ему работу сам, по данному ему приказанию.., то господам не нужны были бы рабы' (Аристотель).

Именно в этой двойственности статуса, задающего как отсутствие возможности имманентного целеполагания, так и способность осознать его, и коренится механизм несвободы. Указанная особенность древнегреческой культуры, детерминированная личным характером античного рабства, обусловливает то обстоятельство, что в историческом контексте европейской культуры доминирующим оказывается именно указанный аспект С.

, артикулируемой в классической философской традиции как С. воли. Когерентным процессом по отношению к историко-философской развертке проблематики С. воли является развитие понятия С. в контексте философии власти, определяющей последнюю именно как возможность внешнего целеполагания деятельности другого субъекта: 'возможность проводить внутри данных общественных отношений свою собственную волю, даже вопреки сопротивлению' (М.

Вебер), 'способность или потенциальная возможность людей принимать решения, оказывающие влияние на действия других людей' (Парсонс) и т.п. Вместе с тем в историко-философской традиции задается и более широкое понимание С., интерпретируемой не только применительно к целеполаганию (субъектной составляющей деятельности), но и к возможности реализации этого целеполагания (объективно-предметная составляющая деятельности).

Отсутствие внешнего целеполагания еще не есть гарант подлинной С., ибо не снимает связанности деятельности условиями ее протекания. Понимание последних в качестве объективных задает традицию усеченного понимания С.: от фатализма в его как иррационалистских (типа астрологии), так и рационалистской (Локк, Спиноза, Лаплас) трактовках и до марксистского определения С.

как 'познанной необходимости' и концепции 'иронии истории' Р.Нибура, фактически сводящих С. к несвободе от 'необходимости'. Становление парадигмы, преодолевающей фатализм в контексте более широкой интерпретации С., берет свое начало от средневековой схоластики и связано с именем такого мыслителя, как Иоанн Дунс Скот. Оно оформляется в процессе дискуссии об основном принципе Божественного миротворения: творится мир 'по разуму' или 'по воле' Божьей.

В духе характерной для схоластики дихотомии артикулированных позиций большинство авторов высказывалось в пользу презумпции творения Богом мира в соответствии с Божественным разумом. Данная позиция при кажущейся ортодоксальности оказывалась уязвимой в теологической системе отсчета в вопросе о возможности постижения акта креации: поскольку креационный процесс был осуществлен 'по разуму', поскольку он может быть исчерпывающе постигнут человеком, исходя из универсальных начал разумной рациональности.

В этой связи оформляется альтернативная точка зрения на творение мира, как осуществленное не 'по разуму', а 'по С. воли Божьей'. Формально соглашаясь с этим направлением, Иоанн Дунс Скот приходит к тезису о С. креации, исходя из совершенно иных предпосылок: Бог как исчерпывающая полнота совершенств принципиально не может быть ограничен в своих проявлениях никакой внешней детерминантой.

По формулировке Иоанна Дунса Скота, если С. воли ограничена хотя бы одним требованием разумности или необходимости следовать в своих действиях логике объекта, то она вообще не может называться С., а потому творение мира Богом 'по Божественному разуму' означало бы несвободу Божью. Бог творит мир в акте абсолютной С. воли, и мир как продукт этого остросвободного волеизъявления не есть плод раздумий или результат выбора, но воплощение абсолютно индетерминированного внутреннего побуждения как нерефлексивного импульса.

Такая постановка вопроса делает наличное бытие не абсолютным и не единственно возможным в своей фундаментальности наиболее соответствующих требованиям разумности оснований, но лишь одним из возможных, что знаменует собой постановку в историко-философской традиции проблемы возможных миров. Применительно к проблеме человека обрисованная позиция воплощается в концепцию автономии человеческой воли, свободной в абсолютном смысле этого слова, ибо, по мысли Иоанна Дунса Скота, С. составляет глубинную внутреннюю сущность воли. Это приводит к оформлению в контексте средневековой схоластики остроиндивидуалистической концепции личности, согласно которой С.

человека может быть реализована лишь вне следования разумным основаниям и, соответственно, артикулируемым теологией целям земного существования. Концепция Иоанна Дунса Скота задает в традиции мощный импульс разворачивания проблематики волюнтаризма. В неклассической философии проблема С. выходит за пределы психологизма и гносеологизма С.

воли и артикулируется параллельно в имманентно-экзистенциальной (обреченность человека на С. у Сартра, философия С. как возможности бунта у Камю, С. как надвитальный феномен в философии Шелера, С. как преодоление отчуждения в контексте отношения 'Я Ты' у Бубера, 'теология освобождения' в протестантском модернизме) и социокультурной ('Диалектика просвещения' Хоркхаймера и Адорно, выход человека за пределы своей 'одномерности' у Маркузе, концепция 'негативного гуманизма' А. Глюксмана, идеи 'нерепрессивной' культуры и техники у Т. фон-Роззака, С. как 'перехват истории' в революционном творчестве у Аренд и др.) своих версиях.

В рамках экзистенциальной трактовки С. последняя связывается с индивидуальным бытием личности, центрируя на себя субъективную систему ценностей. Что же касается социокультурной трактовки С., то в ее рамках феномен С., напротив, соотнесен сугубо с социальной сферой и мыслится в качестве достигаемого, в отличие от феномена воли, соотносимого с индивидуальной сферой и мыслимого в качестве имманентного ей.

В содержании понятия 'С.' имплицитно заложен вектор альтернативности (сознательного противостояния) социальному давлению: С. конституируется именно в социальном контексте ('демократические С.', 'правовая С.' и т.п.) как результат преодоления несвободы. По формулировке Аренд, если в рамках сферы приватности возможна 'свободность' как имманентное состояние личности, то С.

реализует себя только в сфере публичности, а именно в рамках политики, в контексте политического противостояния, разрешающегося в революции как 'прорыве в С.'. В современной философии проблема С. артикулируется как в социальном приложении (концепция 'либерального иронизма' Рорти, постмодернистские аналитики С. в контексте шизоанализа: см. ШИЗОАНАЛИЗ), так и в качественно новой своей постановке как С. текста (см. РИЗОМА, ОЗНАЧИВАНИЕ) и С. его интерпретации (см. НАРРАТИВ). (см. также СВОБОДА ВОЛИ.) .