Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - никон патриарх московский и всея руси

— шестой патриарх московский и всея Руси. Род. в 1605 г. в семье крестьянина села Вельдеманова (Княгининского уезда Нижегородской губернии); в миру его звали Никитой. В раннем возрасте Н. много терпел от злой мачехи. Научившись грамоте, мальчик тайно ушел в Макарьев-Желтоводский м-рь, где усердно изучал книжную премудрость. Отец, узнав место его пребывания, хитростью вызвал его из монастыря. После смерти отца Н. женился, принял священство и получил приход в Москве. Смерть, в малолетстве, всех трех детей Н. сильно потрясла его и была принята им за указание свыше. Он уговорил жену свою постричься, а сам ушел на Белое море, где, 30 лет от роду, принял монашество в Анзерском ските, под именем Никона.

Поссорившись с настоятелем из-за способа хранения собранных в виде подаяния денег, Н. вынужден был бежать. Чуть было не утонув в пути, он прибыл в Кожеозерский м-рь (в нынешнем Каргопольском у.), поселился на уединенном острове и в 1643 г. был выбран в игумены. В 1646 г. Н. отправился в Москву и, согласно обычаю, явился с поклоном к молодому царю Алексею Михайловичу.

Понравившись царю, он был оставлен в Москве и посвящен в архимандриты Новоспасского м-ря, где была родовая усыпальница Романовых. Царь часто ездил туда молиться за упокой своих предков и еще более сблизился с Н., которому приказал ездить к нему во дворец на беседы каждую пятницу. Пользуясь расположением царя, Н. стал просить его за утесненных и обиженных. Это было по нраву царю, который вскоре поручил Н. принимать просьбы от всех искавших царского милосердия и управы на неправду судей. Н. занял исключительное положение в Москве и приобрел всеобщую любовь. В 1648 г. он был возведен в сан митрополита новгородского и усердно стал проводить идеи московских ревнителей благочестия, к числу которых принадлежали царский духовник Стефан Вонифатьев и будущие враги Н. — Неронов, Аввакум, Лазарь и др.; целью их было восстановление более живого общения между паствой и пастырями. Н. стал говорить проповеди, что было новостью, запретил в своей епархии "многогласие" (одновременное отправление разных частей службы многими голосами, ради ее ускорения), выступил против хомового, или "раздельнонаречного", пения, уродливо растягивавшего слова, ввел в богослужение пение на греч.

языке, наряду со славянским, и, "на славу прибрав клиросы предивными певчими и гласы преизбранными", устроил, по киевскому и греческому образцу, "пение одушевленное, паче органа бездушного". Царь, услышав этих певчих, с которыми Н. приезжал в Москву, тотчас завел такое пение и в своей придворной церкви. По мысли H., многогласие и порченое пение были, наконец, запрещены повсеместно моск.

патриархом Иосифом, по предварительном сношении с константинопольским патриархом. На испрашиваемые у царя средства Н. устраивал богадельни, а во время голода организовал раздачу пищи бедным. Несмотря на это, Н. не пользовался в Новгороде любовью вследствие чрезмерной строгости и взыскательности к подначальным духовным людям; да и миряне не питали к нему расположения за крутой властолюбивый нрав.

Последний давал себя тем более чувствовать, что царь поручил Н. наблюдать и над мирским управлением, доносить ему обо всем и давать советы. В 1650 г. вспыхнул в Новгороде бунт, вызванный выдачей шведам хлеба и денег за перешедших к ним корел. Н. поименно проклял выбранных мятежниками правителей и укрыл у себя воеводу, за что был избит мятежниками. Царь, получив взаимные жалобы Н. и новгородцев, принял сторону Н., которого называл в своих письмах "великим Солнцем сияющим", "избранным крепкостоятельным пастырем", "возлюбленником своим и содружебником". Видя, что строгостью нельзя потушить мятежа, Н. сам советовал царю простить виновных. В 1651 г. Н., будучи в Москве, убедил царя перенести мощи св. митрополита Филиппа из Соловецкого м-ря в московский Успенский собор. Тайной целью Н. было при этом выставить преимущество дух. власти над светской. В грамоте, отправленной в Соловецкий м-рь, царь, по совету Н., умолял святого разрешить царю Иоанну согрешение, нанесенное "нерассудно завистью и неудержанием ярости". После смерти патриарха Иосифа Н., согласно царскому желанию, избран был в патриархи (1652). Н. стал отказываться; тогда царь, окруженный боярами и народом, в Успенском co6oре, перед мощами св. Филиппа, поклонился Н. в ноги и со слезами умолял его принять патриарший сан, на что Н, согласился под условием, что все будут почитать его как архипастыря и отца верховнейшего и дадут ему устроить церковь. Царь, а за ним власти духовные и бояре, поклялись в этом; имеются указания, что царь даже письменно обещал Н. не вмешиваться ни в какие духовные дела и считать решения патриарха не подлежащими обжалованию. Шестилетнее управление Н. русской церковью ознаменовалось возникновением раскола (см.), непосредственной причиной которого считается предпринятое Н. исправление церковных книг. В глазах раскола один только Н. был виновником нарушения древнего благочестия, и потому последователи господствующей церкви стали "никонианами". Действительно, Н. выказал наибольшую ревность к исправлении книг, но по существу дела, он стоял на той же почве, на которую церковные власти вступили еще при патриархе Иосифе.

При исправлении церковных книг уже тогда стали обращаться к сравнению с греческими подлинниками; доказательства в пользу этого приема были приведены в предисловии к изданной в Москве в 1648 г. грамматике Мелентия Смотрицкого. Уже в 1649 г. трудился в Москве Епифаний Славинецкий, явившийся при Н. (вместе с Арсением Греком) главным справщиком и действовавший в качестве переводчика не только в интересах церкви, но и на пользу гражданского просвещения.

При Н. авторитет греческого элемента только окончательно упрочился. Он искренне примкнул к идеям "Книги о вере" Нафанаила (см.), разошедшись в этом со сторонниками Стефана Вонифатьева. Убежденный в православии греков, Н. испытал наиболее сильное влияние со стороны пришлых в Москву греческих иерархов. Он перенес в Россию греческие амвоны, греческий архиерейский посох, греческие клобуки и мантии, греческие церковные напевы, принимал греческих живописцев и мастеров серебряного дела, строил монастыри по образцу греческих, словом, всюду выдвигал греческий авторитет, отдавая ему преимущество перед вековой русской стариной. Еще в бытность свою новгородским митрополитом Н. завел типографию в новгородском Хутынском монастыре, а в бытность свою патриархом перевел из упраздненного тогда в Белоруссии оршанского Кутеинского м-ря типографию в свой Иверский м-рь. Переселившиеся сюда старцы занимались переводами на русский язык литовско-польских хроник и др. книг, а также резьбой по дереву и переплетным делом; здесь развивалось и процветало изразцовое дело, приложенное Н. к внешним и внутренним украшениям соборного храма в Воскресенском монастыре. О любви Н. к памятникам русского бытописания свидетельствуют дошедшие до нас обширные летописные сборники (Воскресенский и Никоновский; архиепископ Филарет Гумилевский признает последний сборник даже сочинением Н., отмечая живость и одушевление рассказа), с его собственноручными подписями. Монастыри Н. были снабжены значительными по тому времени библиотеками, многие рукописи которых сохранились также с пометками руки патриарха. Он собрал в Москве не только древние славянские переводы церковных книг, но и другие книжные сокровища из разных монастырей России, а с 1654 по 1662 г. из разных монастырей Востока, по стараниям Н., было прислано 498 рукописей, в числе которых были классические писатели (Гомер, Гезиод, Эсхил, Плутарх, Фукидид, Демосфен), византийские хроники, грамматики и т. п., назначавшиеся, вероятно для Греко-латинской школы, учрежденной Н. в Москве под руководством Арсения Грека. Все это вместе взятое позволяет некоторым исследователям (Щапов, Иконников) видеть в Н. прямого предшественника Петра Великого. Церковная реформа Н. и гражданская Петра I вызвали против себя одни и те же враждебные элементы, не допускавшие никакого новшества — но между обеими реформами та существенная разница, что Н. пользовался элементами греческими и южно-русскими (последними, как проводниками первых), а Петр Великий стремился сблизить Россию с западно-европ. миром, совершенно пренебрегая греческим. В 1654 г. Н. собрал собор, которым было постановлено править богослужебные книги по древним греческ. и славянск. рукописям. Приговор собора не подписали епископ коломенский Павел и несколько архимандритов и протопопов. К ним присоединились Неронов, Аввакум и др., восстававшие против передачи дела исправления книг в руки киевлян и греков, православие которых, по общераспространенному в Москве мнению, считалось сомнительным. Н. обратился к константинопольскому патриарху Паисию с 26 "вопрошениями"; и между прочим, спрашивал, как поступить с ослушниками. Паисий известил, что ослушники подлежат отлучению, а также высказался за троеперстие (см.

Крестное знамение). После этого Н. в 1656 г. снова собрал собор, на который приглашены были бывшие тогда в Москве антиохийский патриарх Макарий и митрополиты сербский, никейский и молдавский. Собор этот одобрил исправленный Н. Служебник и книгу "Скрижаль" [Изданный в 1655 г. Служебник, по словам знаменитого библиографа того времени Сильвестра Медведева, вовсе не склонного к сочувствию расколу, хотя тоже ненавистника греков, был исправлен "не с древних греч. рукописьменных и славенских, а с новопечатных у немец греч. книг", чем подтверждаются утверждения раскольнических писателей (диак. Федора, Саввы Романова и др.). С. А. Белокуров указал, что Сильвестр имел в виду евхологий, напеч. в 1602 г. в Венеции ("Чтение Моск. Общ. Ист.", 1885 г., кн. IV), но вопрос еще остается открытым. — Соч. иерея Иоанна Нафанаила "Скрижаль", переведенная с греч. и изд. в 1656 г., с приложением объяснения Н. о ходе исправления книг, представляет собой первое печатное в России, долгое время остававшееся к единственным толкование православного богослужения, главным образом литургии; поныне она служит предметом ожесточенных нападок со стороны старообрядцев. Ср. ст. Муретова в "Библиографич. Записках" (1892 г., № 7)] и предал проклятию придерживающихся двуперстного сложения. Павел коломенский был лишен сана и сослан, Неронов, Аввакум, Логгин, Данило и др. подверглись ссылки или заточению. Впрочем, по отношении к богослужебным книгам Н. не был ригористом; он требовал от своих противников только покорности власти. Так, когда у него состоялось примирение с Нероновым, и последний заметил патриарху, что греческие власти не хулят старых Служебников, то Н. отвечал ему: "Обои де добры (т. е. и прежде напечатанные, и новоисправленные), все-де равно, по коим хощешь, по тем и служишь". В личной судьбе Н. виднейшую роль сыграл его взгляд на значение патриаршей власти. По словам Ю. Ф. Самарина, Н. хотел "основать в России частный национальный папизм". "Священство царства преболее есть", — говорил Н., подкрепляя свое мнение ссылками на разнообразные источники, не исключая и Вена Константинова (см.), которое было напечатано в изданной при нем "Кормчей". Взаимное отношение обеих властей он иллюстрирует примером Солнца и Луны, через которых "Всемогущий Бог показал нам власть архиерейскую и царскую". Патриарх, по мнению Н., есть образ самого Христа, глава церкви, и потому другого "законоположника" она не знает. Патриарха не могут судить ни миряне, ни даже епископы, как его подчиненные; только собор патриархов компетентен для произнесения над ним приговора. Н. жалуется, что "государь расширился над церковью и весь суд на себя взял", тогда как многие дела должны подлежать суду церковному. С этой точки зрения Н. резко нападал на Уложение 1649 г. (ср. отзыв его в "Русском Архиве", 1886, II; есть известие, что в 1654 г. царь, по настоянию Н., разослал воеводам выписки из номоканона с предписанием судить по ним уголовные дела), которому он еще больше ставит в вину подчинение духовенства светскому суду. В обширной патриаршей области Н. являлся полновластным распорядителем: он был изъят, со всеми своими служащими, монастырями и крестьянами, из ведения монастырского приказа. Вопреки Уложению, воспрещавшему патриарху и вообще духовенству приобретать недвижимые имения посредством покупки, царь дозволил Н. покупать новые земли и вотчины как на его собственное имя, так и для трех новых, основанных Н. монастырей — Нового Иерусaлима (Воскресенский близ Москвы, основ. в 1655 г.), Иверского (близ Валдая, основ. в 1652 г.) и Крестного (близ Онеги, основ. в 1656 г.), — вотчины которых составляли, отдельно от патриарших, обширную область, всецело подчиненную лично Н. Монастыри эти скоро превзошли даже древнейшие обители, между прочим, благодаря тому, что государь, по просьбе Н., приписал к ним 14 монастырей, находившихся в епархиях других архиереев. В ведение Н. перешли и все приходские церкви, числом до 500, находившиеся в вотчинах Н. и приписанных к ним м-рей, с чем соединялось право суда, а также известные пошлины и дани. Получив значительные пожалования, Н., однако, вменяет их ни во что: "И мы за милостыню царскую не будем кланятися... так как приимет (царь) за то сторицею и живот вечный наследит", — пишет он. Крупным материальным средствам соответствовала и необычайная пышность, окружавшая Н.

как в его церковно-служебной обстановки, так и в его домашней жизни. В административных делах Н. был строг и неумолим. Число запрещенных попов при Н. было настолько велико, что местами некому было совершать требы. Для наблюдения за духовенством он имел своих подьячих и стрельцов; низшее духовенство жаловалось на тяжесть своей экономической зависимости, усиливавшейся от притязательных исполнителей воли патpиарха. Наконец, своим высокомерием и властолюбием, своим беспрестанным вмешательством в мирские дела он вооружил против себя и бояр.

Образа фряжского (латинского) письма он подвергал публичному осмеянию, польские костюмы у иных он прямо отбирал, у других (напр. боярина Романова) выманивал хитростью и сжигал. Была у Н. одна сильная опора в лице царя, но скоро он лишился и ее. В противоположность патриарху, царь Алексей любил отрешаться от стеснявших его условий власти и гораздо выше ценил духовные блага.

Любя Н. и уважая патриарший сан, царь предложил своему "собинному другу" принять титул "великого государя" (по словам Н. — в 1654 г., но титул встречается уже в деянии собора о присоединении Малороссии в 1653 г.); некогда этот титул носил патриарх Филарет, но как отец царя (см. Двоевластие). В предисловии к Служебнику 1655 г. о царе Алексее и о патриархе H.

говорится как о "богоизбранной и богомудрой двоице, за которую "вси живущие под державою их, .. и под единем их государским повелением... утешительными песньми славити имут воздвигшего их истинного Бога нашего". В 1654 г., уезжая в поход, царь поручил Н. надзор за управлением и заботу о царском семействе, которое вместе с Н. переехало, по случаю моровой язвы, из Москвы в Вязьму [Это также вызвало народное неудовольствие. В 1656 г. Н. обнародовал грамоту, где священным писанием доказывал, что убегать от моровой язвы и вообще от бедствия — не составляет греха].

На время царского отсутствия из Москвы в 1656—57 гг., вызванного несчастной войной со Швецией (предпринятой под влиянием Н.), последний сделан был полновластным распорядителем по всем государственным делам. Но эти же походы, освободив на время царя от личного воздействия патриарха, являются началом падения Н. Даже в пору наилучших своих отношений к царю Н.

неохотно уступал его желаниям, если они противоречили его взглядам; так, Н., не поколебавшийся проклясть купца за представление ему неправильного счета, отказался отлучать двух лиц, изменивших царю во время польского похода. Как ни был царь склонен к уступчивости, властолюбие Н. стало возбуждать в нем неудовольствие, которое усердно раздували ненавидевшие Н. бояре — Стрешнев, Никита Одоевский, Трубецкой, доказывавшие царю, что Н. умаляет его самодержавную власть. Летом 1658 г. Н. не был приглашен к обеду, данному во дворце по случаю приезда грузинского царевича Теймураза; окольничий Хитрово ударил патриаршего боярина, посланного разведать, отчего это произошло. Н. написал жалобу царю; царь ответил, что разберет дело, но расправы не учинил и свидания с патриархом избегал. 8 июля того же года царь, против обыкновения, не явился на патриаршее богослужение, а 10 июля прислал кн. Юрия Ромодановского объявить патриарху, чтобы его не ждали к литургии, что он на патриарха гневен за то, что тот пишется великим государем, и повелевает впредь так не писаться. В тот же день Н. торжественно заявил в церкви, что слагает с себя патриаршую власть, послал о том уведомление царю и остался в церкви ждать ответа. Царь лично не явился, а послал бояр, упрекавших Н. за то, что он именуется великим государем. После своего отречения Н. прожил в Москве еще три дня, чего-то ожидая из дворца, а затем уехал в Воскресенский м-рь. В феврале 1660 г. созван был в Москве собор, который решил не только избрать нового патриарха, но и лишить Н. чести, архиерейства и священства.

Государь затруднился утвердить такой приговор; против второй его половины энергично восстал Епифаний Славинецкий, доказывавший, что по каноническим правилам добровольно отрекающиеся от власти архиереи не могут, без вины и суда, лишаться права носить сан и служить по архиерейскому чину. Сам Н., сохраняя за собой патриарший титул, требовал, чтобы ему предоставлено было участие в избрании и поставлении нового патриарха.

Вопрос оставался нерешенным. В это время Н. вел распрю с своим соседом по владениям Воскресенского м-ря, окольничим Боборыкиным; монасты

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907

.