История философии - складка
Складка
Выступило значимым терминологическим средством фрагментарного конструктивного преодоления и дальнейшей парадигмальной разработки 'философии Другого', а также 'различающего' подхода. Системную семантическую разработку понятия 'С.' как многозначной словоформы осуществил Делез. С., по Делезу, есть 'различие', 'сгиб, который различает' и, вместе с тем, который 'сам может быть различен'.
В контексте потенциально-допустимых многомерных трактовок слова 'pli' Делез обыгрывает (см. Языковые игры) сопряженные французские обороты pliessement, plie, plisser, ploir, depli, repli; нем. Zwiefalt, англ. fold, обозначающие С., складчатость, извилину, сгиб, загиб, сгибание, разгибание и прочее, а также обращенные к терминам 'двойник' и сопряженным: 'удвоение', 'отражение', 'взаимоналожение' и др.
Согласно Делезу, '...идеальный сгиб (Pli) является Zwiefalt, сгибом, который различает и различается. Когда Хайдеггер ссылается на Zwiefalt как на различающее различие, то следовало бы прежде всего сказать, что различие не проявляется в соотношении с предшествующей ему неразличимостью, но в соотношении с Различием (Differance), которое не прекращает отгибать и вновь сгибать каждую из двух сторон, и которое отгибая одно, повторно сгибает другое, в одной коэкстенсивности сокрытия и открытия Бытия, присутствия и отсутствия сущего. 'Двойственность' сгиба воспроизводится необходимо по двум сторонам, которые он различает, но которые соотносит между собой в их различии: раскол (scission), которым каждый отдельный термин ударяет по другому, напряжение, которое каждый отдельный термин проталкивает в другого... Это идеализация материальной структуры С.: сгибание становится бесконечной операцией один сгиб переходит в другой и т.д. Сгиб в сгибе, внешнее есть внутреннее, отогнутое это сгиб вогнутого. Вне идеализированных операций сгибания, из которых могут строиться и большие и малые миры, не существует ничего. Но у Хайдеггера вздымание (сгиб-разрыв) не идентично сгибанию как бесконечной операции, оно не торит дорогу все новым и новым сгибам и разрывам, а открывает произведение, стоящее на земле: храм, дом, картина, книга...'. По мысли Хайдеггера, трактовка интенциональности как отношения между сознанием и его объектом, преодолевается посредством идеи 'С. Бытия' по ходу следующих философских поворотов: от интенциональности к С., от феноменологии к онтологии, от сущего к бытию. Согласно видению Хайдеггера, онтология неотделима от С., ибо бытие есть С., которую оно образует с сущим; раскрытие Бытия и есть сама С. Понятийно-категориальная трансформация идеи 'С.' и ее эволюция в текстуально-оформленную парадигму осуществлялась в контексте (утвердившейся к середине 20 ст. в западно-европейской философии) мысли о своеобычной 'сверх-предпосылочности' человеческого видения мира. Внутренне непротиворечивую концептуальную идейную традицию толкования С. (Хайдеггер Мерло-Понти Делез) правомерно представлять следующим образом: воспринимая 'нечто', мы уже обладаем презумпционным знанием по поводу того, что же именно мы воспринимаем. Человек никогда не рассматривает мир 'напрямую' (непосредственно), но всегда лишь посредством Другого. Осуществляя вынужденный маневр, мы фиксируем наличие определенных границ нашего собственного восприятия, которые в итоге преодолеваются с помощью того перцептуального потенциала, которым владеет Другой. В 'видимом' всегда присутствует то, что 'видится', в 'слышимом' то, что 'слышится', в 'касаемом' то, чего 'касаются'; последние элементы перечисленных диад /то, что 'видится' и т.д. А.Г./ всегда обратным образом воздействуют на первые, дополняют их, реально делая их возможными. Оборотная сторона мира постигается человеком с помощью Другого, но постигается в виртуальном (а не в актуальном) проявлении: в виде 'С'. По Хайдеггеру Мерло-Понти Делезу, Другой постольку там, поскольку он здесь: конституируется порождаемое перцептуальным 'люфтом' цельное поле (переплетение ризомного порядка см. РИЗОМА ) позиций как взаимообратимостей. В рамках достигнутой Хайдеггером Мерло-Понти Делезом столь высокой степени абстракции и многомерной интерпретации, Другой утрачивает собственную антропоморфность, о нем в принципе недопустимо рассуждать в фигурах субъекта и объекта, глубины и поверхности, фигуры и фона, дальнего и близкого. Другой и является условием различения всех этих структур знания и восприятия, 'С.-в-себе', исходным разрывом в структуре бытия, который 'амальгамирует' разорванное между собой. По схеме объяснения Делеза, 'я гляжу на объект, затем отворачиваюсь, я позволяю ему вновь слиться с фоном, в то время как из него появляется новый объект моего внимания.Если этот новый объект меня не ранит, если он не ударяется в меня с неистовством снаряда (как бывает, когда натыкаешься на что-либо, чего не видел), то лишь потому, что первый объект располагал целой кромкой, где я уже чувствовал, что там содержится предсуществование следующих целым полем виртуальностей и потенциальностей, которые, как я уже знал, способны актуализироваться.
И вот это-то знание или чувство маргинального существования возможно только благодаря другому'. В контексте своей гипотезы об основаниях для понимания сути фигуры 'тело/телесность' Мерло-Понти утверждал, что мы обладаем 'актуально функционирующим телом' только благодаря тому, что Другой открывает нам наше потенциальное тело, сгибая первое во второе, соединяя их С.: 'это зияние между моей правой, затрагиваемой, рукой и моей левой, трогающей, между моим слышимым голосом и моим голосом, артикулированным, между одним моментом моей тактильной жизни и последующим не является онтологической пустотой, небытием: оно заполняется благодаря тотальному бытию моего тела, и через него мира, это подобно нулевому давлению между двумя твердыми телами, которое воздействует на них таким образом, что они вдавливаются друг в друга'. В 'сухом остатке' у Хайдеггера и Мерло-Понти идея 'С. сущего' позитивно преодолевает /читай: 'снимает' А.Г./ прежнее содержание понятия 'интенциональность', учреждая его в новом измерении: 'Видимое' и 'Раскрытое' не дают нам предмет видения без того, чтобы не обеспечить также и предмет говорения: С. конституирует само-видящий элемент зрения только в том случае, если она заодно формирует и само-говорящий элемент языка до той точки, где еще присутствует мир, проговаривающий себя в языке и видящий себя в зрении. 'Свет' (концепция 'видимого и невидимого' Мерло-Понти) открывает нам говорение вкупе со зрением, как если бы значение сопровождало бы видение, которое само по себе сообщало бы смысл. Коренные отличия от концепции Хайдеггера Мерло-Понти содержала единотемная модель Фуко: по Фуко, световое бытие суть видимость, бытие языка в действительности своей только совокупность высказываний. В рамках такого понимания идея 'С.' у Фуко принципиально не может сохранить идею интенциональности: последняя рушится в ходе расщеплении, разобщении двух компонентов знания (не интенционального в принципе). Видимое и артикулируемое у Фуко 'переплетаются', но не посредством 'слияния', а посредством гибели: интенциональность как 'обратимая и умножаемая в обоих направлениях' (Фуко) не в состоянии конституировать топологию С.В европейской философии рубежа 20-21 вв. понятие 'С.': 1) Преодолевает традиционную схему классической философской традиции, полагавшей различие: а) результатом осуществления его идентичным субъектом, б) не влияющим на этого субъекта, в) не приводящим к изменению этого субъекта. 1-а) Раскрывает как 'целое' процедуру становления субъекта, тему субъективации через семантические фигуры 'удвоения', 'двойника' и т.
п. 2) Конституирует новую трактовку субъективности (в отличие от классической пред-данности трансцендентального Я), репрезентируемую через исторические практики субъективации и снимающую традиционные бинарные оппозиции 'Я Другой', 'Иное Тождественное', 'Свой Чужой'; последние системно замещаются универсальной схемой, акцентирующей в качестве предельной оппозиции оппозицию Внешнего (безразличного к индивидуальной жизни и смерти) и Внутреннего как С.
Внешнего, его 'за-ги-ба', удвоения. 3) Схватывает, фиксирует, воспроизводит момент перманентной подвижности линии Внешнего и конституирования Внутреннего как результата процесса 'изгибания-складывания' Внешнего, подобно 'ряби на водной поверхности'; ср. у Фуко: 'существует ли Внутреннее, которое залегает глубже, чем любой внутренний мир, так же как Внешнее, которое простирается гораздо дальше, чем любой внешний мир... Внешнее не есть фиксированный предел, но движущаяся материя, оживленная перистальтическими движениями, складками и извилинами, которые вместе образуют Внутреннее; они внешнее, но внутреннее Внешнего; мысль приходит из Внешнего, остается к нему привязанной, но не затапливает Внутреннее как элемент, о котором мысль не должна и не может помыслить... немыслимое не является внешним по отношению к мысли, но лежит в ее сердцевине, как та невозможность мышления, которая удваивает и выдалбливает Внешнее... Немыслимое есть внутреннее мысли, оно призывает ограниченность как иные порядки бесконечности... Конечность складывает Внешнее, создавая 'глубину и плотность, возвращенную к себе самой' внутреннее по отношению к жизни, труду и языку, в которые человек внедряется лишь, когда он спит, но которые сами внедряются в него как живого существа, работающего индивида или говорящего субъекта... С.безграничного или перманентные С. ограниченности изгибают Внешнее и созидают Внутреннее. Внутреннее операция Внешнего, его складчатость'. Согласно Делезу, Фуко подобным образом преодолевает феноменологическую интенциональность: вместо классического субъекта у Фуко 'живет, дышит, оживляется перистальтикой, складками-извилинами гигантское нутро, гигантский мозг, морская поверхность, ландшафт с подвижным рельефом' (ср.
Солярис у Лема). С. у Фуко возвращается онтологический статус. 4) В пределе возможных собственных интерпретаций ставит под сомнение возможность самого существования некоей внешней точки по отношению к различию: С. (сгибы) такие телесные события, которые не являются свойствами какого-либо бытия, не имея двойника в осмыслении и языке; у них атрибутивно отсутствует исходный смысл они сами его продуцируют, элиминируя из собственной системы интеллектуальных предпочтений предзаданный приоритет осознанного смысла перед бессмыслицей.
Различные же возможные миры как продукт С. локализуемы принципиально вне оппозиции 'возможное действительное', ибо С. не нуждается в собственном присутствии для обретения своего 'не-места'. 5) Определенным образом характеризует собственно способ, посредством которого осуществляется различие: выражает имманентность пассивности в отношении операций складывания (ср.
С. на шарике, потерявшем воздух) в отличие от 'сгиба' процедуры с атрибутивной ей внутренней энергетикой. Динамическая, силовая модель С. подразумевает наличие определенного противостояния, противоборства сил сгибания, сгиба. Форма в контексте парадигмы С. суть результат сгиба сил материи, способность последней запечатлевать, фиксировать тот или иной сгиб.В границах мироописания посредством идеи С., 'твердая' и 'мягкая' разновидности материи (из чего С. сделана либо делается) различаются теми степенями (уровнями, порогами) сопротивления, которые либо обусловливают торможение действия механизмов складывания/сгибания, противодействуя им, либо ускоряют их. В данном контексте С. в своей действительности не есть сгиб, осуществление которого предполагает преодоление сопротивления материала или той (внешней) силы, которая сохраняет форму сгибаемого.
('Физика' С. суть качественная калькуляция внутренней, 'эндогенной' памяти материи; 'физика' же сгиба 'экзогенной' ее памяти.) Силы складывания силы, ориентированные на восстановление полного состояния первоначального покоя формы или 'бес-форменные'; силы сгибания о-формленные, наделяющие формой (В.А.Подорога). С. в данном случае одновременно типизирует модели: 'разрыв и потом-сложение'; 'непрерывную связь через сгибание'.
6) В границах сопряженных с понятием 'С.' неологизмов 'С. внутри С.'; 'быть себе С.' (Фуко, М.Пруст); 'С. Бога' как 'идеальная С.' (Подорога) предполагает способность мыслить определенным образом: обладать пониманием основных (в Божественном пределе всеми) трансцендентальных свойств образа Мира, пониманием, абсолютно имманентным мыслимому в качестве тематизирующе-оперативного понятия); в таком контексте 'С.
' (в отличие от репертуаров сгибания и складывания) лежит вне границ непосредственного физического смысла. Горизонт парадигм 'С. внутри С.', 'С. Бога' предполагает пред-данность облика, схемы и смысла универсального типа связи любых частиц универсума и 'мировой линии', и 'линии линий', и 'линии внешнего'. (Ср. собственную модель трансцендентального условия существования мира в мысли у Лейбница: принцип предустановленной гармонии.
) В отличие от характеристик мира по Лейбницу (непрерывность, совершенство и целостность, предустановленная гармония), Делез ориентирован на осуществление 'технологической' экспликации этих принципов в качестве определенного порядка шагов (операций): динамика С. ('мировая линия' как 'линия Внешнего', постоянно вводящая во все 'код' различия), интерпретируется им как 'величайшая машина Мира'.
Согласно Делезу, 'мировая линия соединяет кусочки фона с улицей, улицу с озером, горой или лесом; соединяет мужчину и женщину, космос, желания, страдания, уравнивания, доказательства, триумфы, умиротворения. Моменты интенсивности эта линия связывает так же, как и те точки, через которые проходит. Живых и мертвых... Каждый из нас в силах открыть свою мировую линию, но она открывается только в тот момент, когда проводится по линии складки.
Мировая линия одновременно физична, когда кульминирует в плане-следствии, и метафизична, конституированная темами'. (Ср. 'мышление линией', провозглашавшееся С.Эйзенштейном; мысль Клее о Космосе как о разнообразии кривых, как о своеобычном словаре линий.) Эта линия трактуется приверженцами парадигмы С. 'всегда внешней' как к силам, действующим в материи (результируясь в виде С.
, складывания), так и к силам души (в виде сгибов, сгибания). Душа неизбывно ('всегда уже') имеет форму материя же, перманентно, ее обретая, ее и теряет. Именно посему душа несгибаема, может противостоять, сгибать материю и самое себя. В традиции языковой игры на основе идеи С. воля выступает как точечный результат или кривая, результирующая борьбу внешних сил сгибания: против собственной души, которая способна 'с-гибаться под тяжестью грехов' (Подорога) или против других душ.7) Задает один из способов построения текста как аналога мироздания: Делез, определяя собственный профессионально-философский литературный стиль, как 'писать есть кроить', усматривал сценарий постижения беспредельного Космоса, бесконечно-вечного Мира как последовательность состояний содержания в шагах процедуры 'раскроя': а) исходная материя; б) сфера С.
, их подбор; в) область фигуры сгибы, сгибания, разгибания перемещение по подиуму вдоль единой линии; г) сопряженный отбор нужной линии тела. 8) В статусе парадигмального образа для постижения идеи 'мировой линии' позволяет нетрадиционно представить и осмыслить соотношение прерывного и непрерывного, бесконечно большого и бесконечно малого: в границах парадигмы С.
наука о материи все более уподобляется 'оригами' (япон. 'искусство складывания бумаги'). Лабиринт непрерывности трактуется в рамках схем 'С. сгиб' не как линия, распадающаяся на точки: С. всегда 'внутри' иной С. наподобие 'полости в полости' и может интерпретироваться как 'атомарная единица' материи, как ее мельчайший элемент, как мельчайший элемент мирового лабиринта. Точка же выступает лишь как 'оконечность', а не 'часть линии'. Ср. у Лейбница: '... разделение непрерывности следует представлять себе не как рассыпание песка, но как складывание листа бумаги, или туники, причем возможно образование бесконечного количества складок, из коих одни меньше других, но тела никогда не распадаются на точки или минимумы'. Ср. также у Фрейда: 'момент события' (как точка 'фиксирования или снятия, вытеснения, отреагирования определенного комплекса') одновременно выступает как событие, 'одновременно снимающее напряжение, вызванное определенной ситуацией и тут же фиксирует его в качестве некоторой нерефлексируемой схемы поведения... вытесненная ситуация в результате сохраняется и длится в этой последней'. 9) В качестве элемента подлинного (т.е. 'ускользающего', по Делезу и Гваттари, от господствующего интеллектуального дискурса, а также предельно дистанцированного от всех ипостасей власти) философского знания способствует позитивным процессам сохранения индивидом собственной идентичности (Фуко). По Фуко, современная борьба индивида за Самость осуществляется через сопротивление двум нынешним формам субъекции: а) индивидуализации на основе принуждения властью и б) привлечение каждой индивидуальности к известной и узнаваемой идентичности, зафиксированной раз и навсегда. 'Складывание' же и 'удвоение' позволяют, согласно Фуко, адекватно описать и тем самым сохранить Память людей в ее ипостаси 'абсолютной памяти внешнего', а также зафиксировать 'настоящее' имя отношения индивида к себе (ср. воздействие Я на Я). По мнению Фуко, такая Память 'удваивает' как настоящее, так и Внешнее, являясь единой с забвением ее С.'сливаются' с разворачиванием: последнее сохраняется в этих С. именно как то, что было 'завернуто' (сложено); забвение (разворачивание) раскрывает то, что сложено в Памяти (С. как таковых). (Ср. у Хайдеггера 'память как оппозиция забвению забвения' и у Канта 'время как форма, в которой разум воздействует на себя, осуществляя 'само-воздействие' и образует сущностную структуру субъективности).
9-а) Соспешествует конституированию нетрадиционной для всей европейской философской культуры модели сохранения индивидом своей идентичности (Фуко), излагая эту модель в таких концептуально-понятийных схемах, которые 'ускользают' от господствующего интеллектуального дискурса (см. 9): согласно Фуко, С. Бытия в состоянии образовать Самость, когда знание-Бытие и власть-Бытие уже переплелись и 'взаимно удушаются'; С.
Внешнего конституирует Самость, как Внешнее формирует соответствующее Внутреннее. По Фуко, взаимная несводимость и взаимное подразумевание знания, власти и самости составляют проблемы: а) что именно я могу знать, видеть и высказывать при определенных условиях 'света' и языка; б) что именно я могу делать, на какой объем власти я вправе претендовать и какое сопротивление этой власти я призван оказывать; в) кем я могу быть, какими С.
могу себя ограничить, т.е. как конкретно я могу утвердить себя в качестве автономного субъекта. Фуко формулирует исторически конкретные позиции индивида в системе 'говорится смотрится сопротивляется живется': суть постмодернистский философский парафраз 'вечных' вопросов: Что я знаю? Что я могу делать? Что я есмь? 10) Отражает, по мысли Делеза, опору современного человека на принципиально новые внешние ему силы, оперативный механизм которой /опоры А.
Г./ формируется посредством своеобычной Сверх-С. О конституировании последней 'свидетельствуют изгибы, присущие цепочкам генетического кода, возможности кремния в компьютерах третьего поколения, а также контуры фразы в литературе модерна, когда языку 'только и остается, что загнуться в вечной оглядке на себя'. Тем самым, по мнению Делеза, силы человека взаимодействуют с 'силой кремния, берущего реванш над углеродом, с силами генетических компонентов, берущих реванш над организмом, с силой аграмматикальностей, берущих реванш над означающим'.
По мысли К.Видаль (статья 'Смерть политики и секса в шоу 80-х годов', 1993), суть размышлений о С. редуцируема к идее о том, что материя, двигаясь не столько по кривой, сколько но касательным, формирует бесконечно пористую и изобилующую пустотами текстуру, без каких бы то ни было пробелов. Мир такого облика, по мысли Видаль, /ср. с 8) А.Г./ суть 'каверна внутри каверны, мир, устроенный подобно пчелиному улью, с неправильными проходами, в которых процесс свертывания-завертывания уже больше не означает просто сжатия-расжатия, сокращения-расширения, а скорее деградации-развития ... Складка всегда находится 'между' двумя другими складками, в том месте, где касательная встречается с кривой... она не соотносится ни с какой координатой (здесь нет ни верха, ни низа, ни справа, ни слева), но всегда 'между', всегда 'и то, и другое'.
С. в контексте подобных рассуждений правомерно понимать как своеобычный символ духовности конца 20 ст., как универсальный принцип универсальной идейно-культурной и политической дезорганизации мира, где господствует 'пустота, в которой ничего не решается, где одни лишь ризомы, парадоксы, разрушающие здравый смысл при определении четких границ личности.
Правда нашего положения заключается в том, что ни один проект не обладает абсолютным характером. Существуют лишь одни фрагменты, хаос, отсутствие гармонии, нелепость, симуляция, триумф видимостей и легкомыслия' (Видаль). .