Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - экспериментальная психология

наука сравнительно новая и еще мало известная в русском обществе. Многие относятся к ней с предубеждением и никак не могут примириться с мыслью о существовании каких-то "психологических лабораторий". Соединяя со словом "лаборатория" представление о весах, ретортах, печах, банках, ножах, несчастных жертвах вивисекции, они с недоумением спрашивают: разве можно положить душу на весы, засадить ее в банку, подогреть на огне, разрезать на части? Ввиду этого прежде всего следует решить вопрос о возможности Э. разработки психологии.

а) Психологический эксперимент и его возможность. Эксперимент состоит в произвольном систематическом изменении условий наблюдаемого явления с целью выяснения его природы и способа происхождения. Сравнительно с наблюдением эксперимент имеет два главных преимущества. Прежде всего, он дает возможность учащать наблюдаемые явления. Когда условия явления находятся в нашем распоряжении, нам нет нужды откладывать наблюдение над явлением до случайного возникновения его в природе: мы можем вызвать его во всякое время, когда только нам захочется, и изучать его. Второе преимущество эксперимента состоит в том, что при помощи его мы можем совершенно точно определить причинные отношения между явлениями. Изменяя каждый раз одно какое-либо условие явления и сохраняя неизменными остальные, мы можем видеть, безразлично это условие для явления или нет и если не безразлично, то какую именно сторону явления оно собой обусловливает. Ввиду этих преимуществ эксперимента естествоиспытатели давно обратили на него внимание и пользуются им в широких размерах при изучении явлений природы. Благодаря ему физика и химия достигли высокой степени развития и сделались точными науками. С применением его быстро двинулись вперед даже такие науки, которые изучают очень сложные явления, напр., физиология. Нельзя не желать, чтобы эксперимент применялся также и при изучении душевных явлений. Но возможен ли психологический эксперимент? Из многочисленных возражений против возможности психологического эксперимента останавливают на себе внимание, главным образом, два. Сущность первого возражения сводится к тому, что душевные явления не могут быть измеряемы, а без измерения научный эксперимент будто бы немыслим. Это возражение построено на недоразумении: измерение не составляет conditio sine qua non эксперимента. Эксперимент невозможен без произвольного систематического изменения условий явления — а изменение условий может быть не только количественное, но и качественное. Условия, обладающие известным качеством, мы можем устранять совсем или вводить вновь, оставляя без внимания их количественную сторону. Даже изменение количественной стороны условий может обходиться без точного измерения ее: мы можем известное условие заметно усилить или ослабить и в то же время не знать, на сколько единиц или во сколько раз оно усилилось или ослабело. Подобного рода качественные и количественные изменения, или эксперименты, имеют полное научное значение. Посредством их мы можем определить и существенные моменты явлений, и производящие их условия. Самая мысль, будто измерение душевных явлений невозможно, составляет предрассудок, ведущий свое начало от Канта. Кант рассуждал так: явления, происходящие во времени, мы измеряем пространственными величинами. Когда, напр., мы хотим определить продолжительность какого-либо события, мы обращаемся к часам и смотрим, какую дугу на циферблате описала минутная или часовая стрелка за время между началом и концом события. Между тем, душевные явления существуют лишь в форме времени, а не пространства, так что к ним не приложимы ни протяжение, ни форма, ни движение; невозможно, следовательно, и их измерение. Это соображение Канта имело бы значение, если бы люди жили вне условий пространства: но люди имеют тела, причем между их телесными и душевными явлениями существует столь тесная связь, что одни вызывают другие. При этих условиях измерение душевных явлений не только возможно, но и ничем, по существу, не отличается от измерения физических явлений. Пользуясь часами и физическими приборами, устроенными для определения кратчайших промежутков времени, мы можем измерять продолжительность душевных изменений. Основываясь на положении causa aequat effectum, мы можем, подобно физикам, измерять силу душевных явлений, как действий или причин, по силе вызывающих их или ими производимых телесных движений. Второе возражение принадлежит Конту и представителям материалистического взгляда на душевную жизнь. По их мнению, душевные явления всецело зависят от мозговых процессов, а мозговые процессы — от материальных воздействий окружающей среды. Поэтому непосредственное произвольное изменение душевных явлений невозможно; невозможен и психологический эксперимент. Согласиться с этим мнением нельзя. Зависимость душевных явлений от условий физических и физиологических, как бы широка она ни была, нисколько не исключает возможности произвольного изменения их. Так как изменение условий есть, вместе с тем, изменение производимого ими действия, то нужно признать произвольное изменение душевных явлений возможным, если только возможно произвольное изменение их физических или физиологических условий. А что последнее возможно, доказательством этого служат многочисленные факты. На наши глаза, напр., действуют определенные лучи света; мы ставим на пути трехгранную хрустальную призму — и действие лучей на нас изменяется. До наших ушей доносится тиканье стенных часов; мы подходим к часам — тиканье усиливается. Перед нами в темной комнате находится картина; мы освещаем ее на одно мгновение или на более продолжительное время — и она действует на нас различно. Нам нужно заучить на память стихотворение — и у нас получатся различные результаты, смотря по тому, как мы будем читать его: вслух или про себя, быстро или медленно, выразительно или монотонно, от начала до конца или по частям, с паузами после каждого прочтение или без пауз, с паузами длинными или короткими. Такое изменение душевных явлений через посредство физических и физиологических условий составляет эксперимент не психофизический и не физиологический, как склонны думать представители рассматриваемого взгляда, а психологический. Это изменение было бы экспериментом физиологическим, если бы мы имели при нем в виду исключительно природу физиологических процессов и изменяли условия не душевных явлений, а физиологических. Равным образом, мы имели бы эксперимент психофизический, если бы следили за отношением физических процессов к вызываемым ими душевным явлением. Но когда эксперимент производится с психологическою целью, чтобы изучить природу и способ происхождения душевных явлений, тогда безразлично, какие условия душевных явлений изменяются — физические, физиологические или психологические. Всякое такое изменение, как изменение душевных явлений, будет экспериментом психологическим. По свидетельству внутреннего опыта, возможно и непосредственное произвольное изменение душевных явлений. Наша воля может оказывать влияние и на познавательные процессы, и на чувствования, и на желания. Усилием воли мы можем, напр., отвлечь свой умственный взор от одних предметов и сосредоточить на других, рассматривать предметы рассеянно или с полным вниманием, не поддаваться угнетающим чувствованиям, подавлять порочные желания и пр. Правда, сила человеческой воли ограничена. Но и при ограниченности, даже слабости воли человек может управлять собою, если только поставить его в благоприятные внешние условия. Если, напр., мы желаем, чтобы человек отнесся к тому или другому предмету с полным вниманием, мы можем поместить его в такой обстановке, где ничто внешнее не будет развлекать его. Наоборот, если нам нужно невнимательное отношение к предмету, мы можем посадить человека за работу и в то же время вести около него разговор или читать что-либо вслух. Итак, возможность психологических экспериментов не подлежит никакому сомнению; но для того, чтобы эти эксперименты имели вполне научное значение, требуется, чтобы они представляли собою не случайное, а систематическое изменение условий. Мы можем уяснить происхождение и природу душевных явлений только тогда, когда будем изменять их условия последовательно одно за другим, так чтобы всякий раз изменялось какое-либо одно условие, а все другие оставались неизменными. Систематическое изменение условий душевных явлений также может производиться, но лишь при особой, специально созданной для того обстановке. Нужны для этого специальные психологические кабинеты или институты, снабженные соответствующими приборами. Вопрос о возможности экспериментального изучения душевной жизни в настоящее время потерял свою жгучесть, потому что экспериментальные психологические исследования составляют уже положительный факт. И если в современном обществе продолжает существовать предубеждение против Э. психологии, то объясняется это, главным образом, тем, что ее исследования еще мало известны публике.

б) Возникновение Э. психологии. Начало экспериментальным психическим исследованиям было положено отчасти астрономами, главным же образом, физиологами. В 1795 г. астроном Гринвичской обсерватории Месклин был поражен тем, что его помощник Киннебрук, человек вообще исправный, стал запаздывать сравнительно с ним в определении момента прохождения звезд через меридиан на 0,5 секунды. Когда через полгода, несмотря на принятые меры, разница дошла до 0,8 секунды, Мекслин решил, что с его помощником случилось что-то непостижимое, и уволил его, как человека, непригодного для астрономических наблюдений. 25 лет спустя случай этот, описанный в анналах Гринвичской обсерватории, обратил на себя внимание знаменитого немецкого астронома Бесселя. Заинтересовавшись фактом, Бессель захотел узнать: не отличаются ли и его собственные наблюдения от наблюдений других астрономов? С этою целью он произвел совместное с доктором Вальбеком наблюдение над прохождением 10 звезд через меридиан и затем сопоставил свои наблюдения с наблюдениями астрономов Аргеляндера, Струве, Кнорра. Результат получился поразительный. Все наблюдения расходились между собою, причем разница один раз достигла до 1,22 секунды. Бесселю стало тогда ясно, что разница в астрономических наблюдениях есть явление не случайное, а постоянное, и что Киннебрук пострадал неправильно. Являлся вопрос: причина этой разницы? Изучая условия наблюдения, Бессель подметил, что внимание наблюдателя, который должен следить через телескоп за движением звезды и в то же время считать удары секундного маятника, всегда бывает направлено в одну какую-либо сторону: оно бывает устремлено или на движение звезды, или на ожидание звука. Чтобы перенести внимание от восприятия звука к восприятию положения звезды, требуется время. Время это бывает короче, если ожидается звук; наоборот, когда звук не ожидается, восприятие его занимает более продолжительное время, в течение которого звезда уходит вперед, и наблюдатель отмечает более позднее положение звезды. Отсюда и происходит — заключил Бессель — индивидуальная разница в наблюдениях астрономов. Открытие Бесселя, повлекшее за собой изменение методов астрономического наблюдения и изобретение приборов для измерения так называемого "физиологического времени" и "времени реакции", обратило на себя внимание физиолога Вебера († 1878) и психолога Вундта. Их заинтересовал факт невозможности одновременного сосредоточения внимания на двух различных впечатлениях. Этот факт показался им столь необычным, что принять его без проверки они не решились. Вебер производил проверку самым простым способом. Он брал двое карманных часов и прикладывал их к ушам, стараясь совместить в сознании удары обоих часов; делал также попытки одновременно воспринять биение пульса и сердца. Вундт пожелал произвести поверочные опыты при такой обстановке, которая в точности воспроизводила бы существенные условия астрономического наблюдения. Для этого он придумал и в 1861 г. устроил особый маятник, который двигался около дуги, разделенной на градусы, и издавал через определенные промежутки времени удары. Это был первый прибор, изобретенный психологом для экспериментально-психологических исследований, а произведенные при помощи его опыты послужили началом экспериментального решения вопроса об узости ясного сознания, или, по терминологии Вундта, объема сознания. Гораздо большее значение для возникновения Э. психологии имели психофизические исследования, которые были начаты Вебером и усовершенствованы физиком-философом Фехнером († 1887). Изучая чувство осязания, Вебер заинтересовался вопросом об отношении между усилением раздражений и ощущений. Что сила ощущения зависит от силы раздражения — это общеизвестный факт. Но в каком отношении стоят между собою эти силы — о том непосредственное сознание ничего не говорит. Если, напр., к 4 лотам, находящимся в нашей руке, прибавить 10 лотов, то сила ощущаемого давления заметно увеличится; но на сколько единиц или во сколько раз она увеличится — определить это на основании непосредственного сознания мы не можем. Наше сознание может различать лишь равенство или неравенство двух величин, причем различение неравенства бывает не всегда одинаково. В одних случаях неравенство величин сознается нами ясно; в других оно является для нас едва заметным, так что стоит лишь немного уменьшить его — и мы перестаем замечать его. На сознание едва заметной разницы Вебер и обратил внимание. Он произвел целый ряд опытов, имевших целью определить, при каких количественных отношениях между осязательными раздражениями получается сознание едва заметной разницы. Его опыты состояли в том, что он клал, напр., на руку какую-либо тяжесть и постепенно увеличивал ее, пока не получалось сознание, что увеличенная тяжесть едва заметно отличается от первоначальной. Метод Вебера получил впоследствии широкое применение и стал известен под именем метода едва заметных различий. Произведенные по этому методу исследования привели Вебера к замечательному результату. Он нашел, что едва заметная разница в силе ощущаемого давления получается всякий раз, когда раздражение увеличивается в определенное число раз. Всякая, напр., положенная на кожу руки тяжесть должна быть увеличена в 4/3 раза, чтобы в силе ощущения ее произошла едва заметная разница. Так был открыт закон, по которому различие в силе ощущений зависит не от абсолютной разницы, а от кратного отношения между раздражениями. Исследования Вебера были продолжены и развиты Фехнером. Пользуясь методом едва заметных различий, он проверил Веберовские опыты над осязательными ощущениями и произвел подобные же исследования над ощущениями других чувств. Чтобы придать экспериментам вполне научное значение, он производил их так, что при изменении одного условия старался удержать неизменными все другие. При опытах поднимания тяжестей, наприм., он брал тяжести, совершенно одинаковые по внешнему виду; захватывал их одной рукой и одним способом; поднимал с одной поставки на одну и ту же высоту и с одинаковой скоростью; между отдельными подниманиями делал одинаковые паузы; производил опыты по образованию навыка к ним и с напряженным вниманием. Результаты произведенных Фехнером опытов оказались в полном согласии с выводами Вебера. Он нашел, что зрительные, напр., ощущения возрастают на едва заметную разницу, когда их раздражения увеличиваются в 101/100 раза, слуховые и осязательные — при увеличении раздражений в 4/3 раза и т. д. Не ограничившись этим, Фехнер сделал попытку выразить в математической формуле открытый Вебером закон. Он отождествил едва заметную разницу, как величину постоянную, с единицею силы ощущения и изобразил в числах постепенное усиление раздражений и ощущений. У него получились два ряда цифр. Один ряд соответствовал возрастанию ощущений и представлял собой арифметическую прогрессию, в которой последующий член был больше предыдущего на одну единицу. В другом ряду, выражавшем увеличение раздражений, члены возрастали в геометрической прогрессии; каждый последующий член был больше предшествующего в определенное число раз. Отсюда Фехнер вывел следующую формулу для Веберовского закона: в то время, как раздражения увеличиваются в геометрической прогрессии, ощущения возрастают в прогрессии арифметической. Наконец, Фехнером была сделана попытка доказать применимость Веберовского закона и к таким усилениям ощущений, которые незаметны для сознания. С этой целью он придумал два новых метода исследования: метод правильных и ложных случаев и метод средних ошибок. Методы эти оказались впоследствии пригодными и для чисто психологических экспериментов. Для производства опытов по первому методу бралось несколько пар раздражений (наприм. тяжестей), которые так мало между собой различались, что не в состоянии были вызвать двух заметно различных ощущений. Пары эти предлагались для сличения испытуемому лицу, которое поднимало сначала одну тяжесть, потом другую и по получаемым ощущениям произносило суждение: равны эти тяжести или не равны? При этом одни и те же пары под видом новых поднимались и оценивались по нескольку раз. Оценка в одних случаях была правильная, в других — ложная. Количество правильных ответов и общее число опытов записывалось. В заключение подсчитывалось процентное отношение количества правильных ответов к общему числу ответов для каждой пары тяжестей. Второй метод — средних ошибок — применялся также к раздражениям, не различавшимся между собой заметно для непосредственного сознания, и состоял в том, что испытуемое лицо должно было отыскать для известной, напр., тяжести путем последовательного сличения ее с другими такую, которая являлась бы для сознания равной ей. Следовавшее затем взвешивание выбранной тяжести и сопоставление ее с тяжестью первоначальной показывало ошибку, которую делало испытуемое лицо. Из многих ошибок, сделанных по отношению к одной и той же тяжести, выводилась средняя ошибка. Опыты показали, что как отношение числа правильных ответов к общему числу ответов, так и средняя ошибка остаются постоянными, если не изменяется кратное отношение между раздражениями. Если, напр., при сличении 1 и 1 1/20 фунта получается 70 % правильных ответов, то такое же число правильных ответов получается при сравнении 2 и 2 2/20, 3 и 3 3/20 фунта. Равным образом, если средняя ошибка для и фунта составляет 1/20 фунта, то для 2 фунтов она равняется 2/20, для 3 — 3/20 и т. д. Получив эти результаты, Фехнер заключил, что не сознаваемая заметно разница между двумя ощущениями бывает одинакова, когда между раздражениями остается одно и то же кратное отношение. А это значило, что Веберов закон имеет силу для всякого усиления ощущений — не только заметного, но и незаметного. Исследования Вебера и Фехнера возбудили глубокий и живой интерес Вундта. Он видел психологическую важность результатов, к которым они пришли, но еще ценнее показались ему самые методы, при помощи которых были получены эти результаты. Его взору представилась заманчивая перспектива возвести психологию на степень Э. науки. Увлеченный этой мыслью, он решился приступить к производству опытов. Опыты Вебера и Фехнера не требовали каких-либо больших приспособлений. Воспроизвести их можно было сравнительно легко и без особенных денежных затрат. С повторения этих опытов Вундт и начал свои экспериментально-психологические исследования, применяя те же самые методы и те же приборы, которыми пользовались Вебер и Фехнер. Начатое им дело пошло успешно, и он привлек к занятиям своих учеников. Когда исследования начали видоизменяться и расширяться, у Вундта возник вопрос: как далеко могут пойти эти исследования и каким характером они должны отличаться? Дать сразу правильный ответ было трудно, потому что будущее рисовалось еще в неопределенных очертаниях. Между тем чувствовалась внутренняя потребность знакомить общество с новыми исследованиями, их задачей и методами. Побуждаемый этой потребностью, Вундт издает в 1874 г. сочинение "Основания физиологической психологии". В нем он старается очертить область новых исследований. Чтобы не поселять в обществе несбыточных надежд, не имеющих под собой фактической почвы, он берет эти исследования в том виде, какой они имели, и выставляет их в качестве предмета особой науки. Нервная физиология и опытная психология, поясняет он, стоят между собой в отношении полюсной противоположности. Первая исследует нервные процессы и основывается на внешнем опыте; предметом второй служат душевные явления, открывающиеся во внутреннем опыте. Но между нервными процессами и душевными явлениями существует самая тесная связь, так что одни без других никогда не происходят. Психологи не могут оставлять без внимания эту связь. Пользуясь Э. методами физиологии, они должны заняться изучением душевных явлений в их отношении к явлениям физиологическим. Рядом с опытной психологией и физиологией должна существовать особая наука, занимающая между ними середину, — психология физиологическая. Но как для физиологических исследований существуют физиологические лаборатории, так и для разработки физиологической психологии нужна была психологическая лаборатория. Вундт возбудил ходатайство об ассигновании сумм для учреждения такой лаборатории при Лейпцигском университете. В 1878 г. суммы были ассигнованы, и "психологическая лаборатория" была открыта. Взгляды Вундта быстро были подхвачены и скоро нашли горячих сторонников. В Геттингене, Бонне, Париже, Фрейбурге, а за ними и в других городах Европы и Америки были учреждены институты по образцу лейпцигского, и все они, за немногими исключениями, были названы психологическими лабораториями. Не прошло со времени учреждения первой психологической лаборатории и семи лет, как для психологов-экспериментаторов открылись новые горизонты. В 1885 г. приват-доцент Берлинского университета Эббингхауз опубликовал Э. исследование о памяти (см. Эббингхауз). Это исследование, интересное по полученным результатам, обратило на себя особенное внимание психологов своими методами. Методы Эббингхауза, чисто психологические, ясно показывали, что экспериментальным путем можно изучить душевную жизнь и помимо ее отношения к физиологическим процессам. После работы Эббингхауза не замедлили появиться другие исследования, которые блестящим образом доказывали то же самое. Тогда Вундт понял, что он допустил ошибку, очерчивая новую область исследований в своих "Основаниях физиологической психологии". В своих сочинениях "Лекции о душе человека и животных" (2-е изд.), "Очерк психологии", "Основания физиологической психологии" (4-е изд.) и др. он употребляет уже другой термин для обозначения новой науки: он называет ее Э. психологией и прямо заявляет, что эта наука по своей задаче отличается от физиологической психологии. Основанная им психологическая лаборатория переведена в новое, обширное и роскошное помещение, и над ее входом поставлена новая надпись: "Институт Э. психологии". Предложенное Вундтом название как нельзя более отвечает существу дела и в настоящее время является общепринятым.

в) Кабинеты Э. психологии. Первым по времени учреждения является лейпцигский кабинет, основанный Вундтом в 1878 г. По образцу этого кабинета были устроены: в 1887 г. Мюллером в Геттингене (частным образом существовал этот кабинет с 1879 г.), в 1888 г. Марциусом в Бонне, в 1889 г. Бони и Бинэ в Париже и около того же времени Мюнстербергом во Фрейбурге. За этими кабинетами стали постепенно появляться другие. В настоящее время психологические кабинеты существуют: в Западной Европе — в Лейпциге, Геттингене, Бонне, Берлине, Бреславле, Мюнхене, Гейдельберге, Париже, Женеве, Цюрихе, Люттихе, Брюсселе, Копенгагене, Гренингене, Стокгольме, Оксфорде, Кембридже, Бухаресте; в России — в Петербурге (при психиатрической клинике и при университете), Москве (при психиатрической клинике), Одессе (при филологич. факультете университета), Киеве (при университете), Юрьеве (при психиатрической клинике); в Америке — в Нью-Йорке, Филадельфии, Ворчестере, Нью-Гавене, Провиденце, Итаке, Медиссоне, Чомпене, Гарварде, Чикаго, Торонто. Большинство психологических кабинетов получают от правительства ежегодную субсидию, простирающуюся от нескольких сот до нескольких тысяч рублей. Во главе каждого кабинета стоит профессор или директор, иногда имеющий одного или нескольких ассистентов. В некоторых кабинетах директор и ассистенты получают за свой труд определенное содержание. Кабинеты занимают обыкновенно особые помещения, состоящие иногда более чем из 10 комнат. В более благоустроенных кабинетах имеются: а) библиотека-читальня, содержащая книги и журналы, необходимые для изучения психологии вообще и экспериментальной по преимуществу; б) комната, предназначенная для исследования зрительных ощущений и восприятий: эта комната окрашивается черной краской, окна ее имеют черные ставни с приспособлениями для пропускания большего или меньшего количества внешнего света; в) комната, обитая войлоком или другим каким-либо худым проводником звуков, — для акустических опытов; г) несколько комнат для других исследований и д) одна или две комнаты для директора и его ассистентов. Все кабинеты снабжены большим или меньшим количеством приборов. Наиболее богаты по количеству приборов кабинеты американские и лейпцигский: в последнем стоимость приборов простирается до четырех, если не более, тысяч рублей. К приборам наиболее распространенным относятся: хроноскоп Гиппа, хронометр Дарсонваля, хронограф Марея, Гельмгольцевский электромагнитный камертон, метроном, эргограф Моссо, плетизмограф, миограф, кардиограф, сфигмограф, пневмограф, Бальцеровский кимограф, различного рода оптические и акустические приборы, напр. Геринговские аппараты для смешения цветов и цветных тканей, Гельмгольцевские камертоны с резонаторами и пр. В некоторых кабинетах имеются, кроме того, приборы, устроенные специально для производства опытов одного какого-либо рода; таков, напр., Мюллеровский аппарат для опытов над памятью. Описание всех этих приборов можно найти в общих курсах и специальных исследованиях по Э. психологии (о них см. ниже). Необходимые для психологического кабинета приборы можно приобрести: в Лейпциге у Циммермана (21 Emilienstrasse), Роте (16 Liebichstrasse), Петцольда (13 Bayerschestrasse), в Геттингене — у Дидерихса, в Гейдельберге — у Юнга, в Страсбурге — у Майера, в Париже — у Вердена (7 Rue Linné), Кенига (27 Quai d'Anjou) и др. Занятия в психологических кабинетах приурочиваются обыкновенно к учебному времени. В начале семестра директор намечает темы и распределяет желающих работать на группы. Каждая группа составляется из экспериментатора, самостоятельно разрабатывающего данную тему, и нескольких испытуемых лиц, служащих объектом для опытов. Испытуемые набираются по большей части из новичков, желающих подготовиться к самостоятельным исследованиям. В роли испытуемого нередко выступает и директор кабинета, когда он особенно интересуется какими-либо исследованиями или желает быть в курсе всех производимых в его кабинете работ. Директор наблюдает за общим ходом работ, а один из его ассистентов читает для начинающих практический курс Э. психологии, во время которого знакомит своих слушателей с приборами и их употреблением. По окончании исследования, которое иногда затягивается на несколько семестров, экспериментатор представляет свою работу директору. Более удачные работы печатаются в виде статей в специальных журналах или в виде монографий, представляемых на степень доктора.

г) Важнейшие виды экспериментально-психологических исследований и их результаты. Отдельных исследований по психологии, несмотря на кратковременность ее существования, чрезвычайно много, но далеко не все заслуживают внимания: немало таких, которые произведены exercitionis causa и ничего нового для науки не дают. Наиболее ценные по своим результатам исследования имеют следующие предметы.

1) Объем сознания. Поводом к исследованию объема сознания послужило открытие Бесселя. Первые опыты, произведенные Вебером и Вундтом для проверки этого открытия, говорили, по-видимому, что наше ясное сознание безусловно узко, что в один момент времени мы можем сознавать только одно какое-либо внешнее впечатление. Но этот вывод до такой степени не мирился с фактами ежедневного опыта, что успокоиться на нем не было никакой возможности. Были поэтому произведены дальнейшие опыты с целью определить, сколько однородных — одновременных и последовательных — впечатлений может быть сразу обнято нашим сознанием и при каких условиях объединяются в сознании впечатления разнородные? Результаты опытов получились весьма интересные. При моментальном показывании карты с буквами наблюдатель всегда воспринимает по нескольку букв сразу. Количество их бывает большее или меньшее в зависимости от связи, в какой они стоят между собой и с предшествующим опытом наблюдателя. Если наблюдатель не усматривает между ними никакой понятной для себя связи — количество их простирается от 4-х до 5-и; когда же они образуют знакомые слова, число их возрастает в три приблизительно раза. Кроме узнанных и прочитанных букв, наблюдатель видит и остальные; но одни из них производят на него более определенное впечатление, так что иногда он может угадать их, от других получается лишь смутное впечатление. Все буквы, как прочитанные, так и неузнанные, являются в его глазах единым целым вроде сложного рисунка с непонятным отношением частей. При восприятии звуков метронома, следующих один за другим со скоростью от 0,2 до 0,3 сек., когда эти звуки делятся на группы ударами колокольчика, наблюдатель охватывает своим сознанием как одно целое от 16 до 40 звуков. В этих пределах он непосредственно, не считая звуков, замечает неравенство двух групп, когда вторая из них на один звук больше или меньше первой. Субъективно ему представляется, будто звуки каждой группы разделены на одни и те же привычные для него такты, которые у одних наблюдателей бывают проще, у других сложнее. От степени сложности этих тактов зависит и самое количество объединяемых в сознании звуков. Группы в 40 звуков воспринимались лицами музыкально образованными, субъективные такты которых отличались сложностью. Что касается разнородных одновременных впечатлений, то и они, как видно из опытов, могут совмещаться в сознании, если только наблюдатель не будет локализировать их в различных частях пространства. Можно, напр., одновременно воспринять положение стрелки маятника на дуге, разделенной на градусы, и издаваемый маятником звук, если наблюдатель не будет обращать внимания на причину звука и если, прислушавшись к звукам, будет знать по памяти, через какой промежуток времени они раздаются. Все эти результаты сводятся к одному: наше ясное сознание узко, но не с точки зрения получаемых впечатлений, а с точки зрения созерцаемых предметов. Получаемых впечатлений может быть много, и, несмотря на это, они могут быть обняты нашим сознанием, но лишь тогда, когда будут представлять собой одно целое, один предмет созерцания.

2) Продолжительность душевных явлений. Говорят: ничто по быстроте не может сравняться с полетом человеческой мысли. Отсюда можно вывести ложное заключение, будто движение мысли и вообще продолжительность душевных явлений не подлежат измерению. В действительности дело обстоит иначе. Предметы, составляющие содержание мысли, меняются, правда, с невообразимой быстротой; мысль о Петербурге, напр., может вызвать мысль о Нью-Йорке, от мысли об огне лампы можно перейти к мысли о солнце или какой-нибудь звезде. Но самый процесс мысли совершается сравнительно медленно. Как показывают Э. исследования, скорость его можно сравнить со скоростью полета орла. Измерение продолжительности душевных явлений находится в связи с астрономическим открытием личной разницы в наблюдениях. Желая вычислить личную разницу, астрономы придумали метод регистрации, который состоял в том, что наблюдатель, замечая появление звезды на меридиане, немедленно отмечал этот момент движением руки, вследствие чего останавливались электрические часы или получалась кривая на самопишущем приборе. Этот метод послужил точкой отправления для психологов. При помощи его они измеряли время простой реакции, различения, выбора, воспроизведения воспоминания, суждения и пр. Чтобы время простой реакции, т. е. время, протекающее между воздействием внешнего впечатления и реагированием на восприятие его движением руки, поступали так. Опускали, напр., с известной высоты гуттаперчевый шарик, который, ударяясь о подставку, производил звук и в то же время пускал в ход электрические часы, а испытуемое лицо, как только звук доходил до его сознания, останавливало эти часы определенным движением руки. Стрелки часов показывали, как долго они шли и, следовательно, сколько времени продолжалась простая реакция. Время это в среднем равняется 0,15 сек. Чтобы узнать продолжительность других психических процессов, усложняли простую реакцию, заставляя испытуемое лицо реагировать не на ощущение вообще, а на ощущение известного качества, или на различные ощущения и разными, заранее условленными способами, или не на самое ощущение, а на возникающий из памяти по поводу его образ какого-либо предмета и пр. Отнимая затем из времени той или другой сложной реакции время более простой реакции, определяли продолжительность усложняющих ее душевных процессов. Эти измерения, известные под названием психометрических, не только интересны сами по себе, но имеют важное значение для уяснения природы душевных явлений. По скорости простой реакции, напр., можно судить о направлении и степени напряжения внимания; по быстроте воспроизведения представлений можно заключать о свежести и прочности следов, хранящихся в памяти, и т. п.

3) Ощущение. Отдел об ощущениях в Э. психологии является наиболее разработанным. Наибольшее количество исследований касается зрительных, слуховых и осязательных ощущений. В последнее время довольно много уделяется внимания также ощущениям вкуса, движений и положения тела. Исследования психологов идут здесь рука об руку с исследованиями физиологов, потому что самый предмет допускает разработку лишь с психофизической и психофизиологической точек зрения. Природа ощущений изучается в ее зависимости от характера, силы и продолжительности раздражений, от места, на которое действует раздражение, от предшествующего состояния раздражаемого органа, от состояния частей, смежных с раздражаемыми, и т. п. В настоящее время по всем этим вопросам установлено уже сравнительно много новых и интересных данных, на основании которых выведено несколько общих положений. Из них самым ценным, бесспорно, нужно признать закон Вебера. Ближайшим образом он имеет отношение к силе ощущения. По этому закону, как было показано выше, сила ощущения зависит не от абсолютной прибавки, а от кратного отношения данного раздражения к силе предшествующего раздражения. Абсолютные силы раздражений (и следовательно, вызываемых ими в темном сознании ощущений) могут быть какие угодно, но если кратное отношение между ними будет одинаково, то и отношение между силой соответствующих ощущений будет сознаваться одним и тем же. Положим ли мы на ладонь 1 и 1 1/3 лота, или 3 и 4 лота, 6 и 8 лот., 12 и 16 лот. — во всех парах вторая тяжесть одинаково будет едва заметно отличаться от первой, хотя абсолютные прибавки будут 1/3 лота, 1 л., 2 л. и 4 л. Различно толковали Веберовский закон. Фехнер, напр., полагал, что этот закон, взятый в предложенной им самим формулировке, определяет отношение между физическими и психическими явлениями. Те и другие явления — рассуждал он — качественно разнородны, хотя одни без других никогда не происходят. Поэтому нет ничего удивительного, если физические явления возрастают в геометрической прогрессии, а психические — в арифметической. Поэтому и самый закон он назвал психофизическим. Но объяснение Фехнера находится в явном противоречии с фактами. Всякий знает, что при поднимании тяжестей в 9, 90, 900 и 9000 фунтов должны получаться совершенно различные по силе ощущения. Между тем, по Фехнеровской формулировке Веберовского закона, во всех этих случаях, представляющих собой переход от 1 до 10, от 10 до 100, от 100 до 1000 и от 1000 до 10000 фнт., сила ощущения должна возрасти на одно и то же число едва заметных разниц, или единиц. Правильнее смотреть на закон Вебера как на закон относительности. Абсолютной силы ощущений мы не знаем, потому что сила каждого ощущения сознается не сама по себе, а в отношении к силе другого, непосредственно предшествующего ощущения. Как вершок, поставленный рядом с 1/4 верш., с 1 арш. и с 1 саж., кажется нам большим в одном случае, малым — в другом и ничтожным — в третьем, так и давление 1 лота представляется нам значительным сравнительно с давлением 1/3 лота, слабым сравнительно с давлением 2 л. и совсем незаметным, когда его приложим к 5 лотам. В пользу такого толкования Веберовского закона говорит и то, что, как показывают экспериментальные исследования явлений качественного контраста, этот закон имеет применение также к качеству ощущений. Качественный контраст наблюдается в области всех чувств, но особенно рельефно он выражается в зрительных световых и цветовых ощущениях. Различают два вида контраста: последовательный и одновременный. Первый состоит в том, что после продолжительного рассматривания какого-либо светлого или цветного предмета мы видим на серой поверхности темное или окрашенное в дополнительный цвет изображение его. Примером второго контраста может служить опыт Мейера. Если взять лист зеленой бумаги, положить на середину кружок серой и прикрыть листом просвечивающей бумаги, то увидим на светло-зеленом фоне круглое пятно, окрашенное в дополнительный цвет, т. е. красный. Равным образом, черная полоска нигде так черной не выглядит, как на белом фоне. Как бы ни объясняли явления контраста, в них, несомненно, сказывается влияние закона относительности. Цвета, вкусы и пр. ощущаются нами не сами по себе, а с точки зрения других качеств, которые непосредственно перед ними воспринимались или воспринимаются одновременно с ними. Это говорит в пользу того, что в нашей душевной жизни есть центр, который новые объекты созерцания ставит в отношение к прежним, образуя из них одно целое.

4) Восприятие. Из довольно многочисленных работ, относящихся к процессу восприятия, заслуживают внимания исследования процесса чтения. Тщательное наблюдение за положением глаз во время чтения и произведенное затем измерение движений и остановок глаз привело исследователей к убеждению, что чтение происходит во время остановок глаз и что в каждую остановку мы прочитываем 4—5 букв, когда они не имеют между собой никакой понятной связи, 7 букв, когда они образуют незнакомое слово, и 20 букв, когда из них получаются привычные слова. Чтение обычно сводится к узнаванию слов в их целом. Это открывается из троякого рода фактов. а) Читающий узнает слова даже в том случае, когда не может различить отдельных букв вследствие их малой величины или отдаленности. б) Чем слово длиннее, характернее по форме или знакомее, тем скорее оно узнается. Очевидно, при узнавании слова внимание читателя обращается на общую форму его, а отдельные буквы являются не более как дополнительными моментами, характеризующими целое. в) Измерение времени реакций показало, что состоящие из 4-х букв слова узнаются быстрее, чем и буква. К рассматриваемой категории работ должны быть отнесены также исследования геометрических зрительных обманов. Этими исследованиями добыто много ценного фактического материала, для объяснения которого составлено несколько гипотез. Среди последних нет, однако, ни одной, которая сполна покрывала бы все известные факты.

5) Память. Самые ценные исследования, какие мы имеем в настоящее время в Э. психологии, относятся к памяти. Эти исследования были начаты Эббингхаузом и усовершенствованы Мюллером. Эббингхауз производил исследования по методу заучивания. Он заучивал посредством повторного прочитывания тот или другой материал до возможности безошибочного воспроизведения его и следил, как меняется число повторений в зависимости от количества материала, качественного состава его, способа распределения повторений во времени и пр. В качестве материала для заучивания он брал, с одной стороны, бессмысленные ряды слогов, с другой — стихотворения. Мюллер устранил недостатки, замеченные в методе Эббингхауза, и изобрел новый метод удач, напоминающий собой Фехнеровский метод правильных и ложных случаев. Сущность этого метода заключается в том, что испытуемое лицо прочитывает известное число раз, но не до полного заучивания, данный ряд слогов, после чего экспериментатор показывает ему из этого ряда один какой-либо слог и предлагает воспроизвести на память следующий слог, причем время между показыванием и воспроизведением точно измеряется. Из других методов, употребляемых в настоящее время для изучения памяти, известны: а) метод случайного воспроизведения, когда испытуемому лицу показывают или называют какой-либо знакомый предмет и наблюдают, через сколько времени и какой другой предмет оно вспомнит и назовет; б) метод удержанных впечатлений, по которому испытуемое лицо подвергается действию нескольких одновременных или последовательных впечатлений, и затем, сразу или через некоторый промежуток времени, воспроизводит их в первоначальном порядке или как придется, и в) метод подсказываний, имеющий целью определить, сколько раз нужно подсказать, чтобы испытуемое лицо воспроизвело ряд впечатлений, повторенный большее или меньшее число раз, но не заученный вполне. Произведенные по всем этим методам исследования дали весьма интересные результаты, проливающие новый свет на природу механической памяти. Прежде всего они показывают, что работа усвоения сводится не к простому ассоциированию по смежности, а к преобразованию бессвязного многого в единое, органически связанное целое. Это открывается из следующих данных. а) Когда слова образуют связный рассказ, краски — картину, звуки — мелодию, различные качества — один воспринимаемый предмет, запоминание их облегчается в необычайной степени и они хранятся гораздо дольше в памяти. В то время, напр., как для заучивания 36 бессвязных слогов требуется 55 повторений, для заучивания 56 слов стихотворения нужно всего 6—7 повторений. Дети в школах после одного прочтения запоминали и записывали в своих тетрадях из 7 бессвязных слов 5, а из рассказа в 38 слов, составлявших 17 групп отдельных представлений, воспроизводили 15 групп; при этом, что всего любопытнее, они запоминали те слова, которые образуют скелет рассказа, а слова, введенные в рассказ ради полноты или изящества изложения, забывались или заменялись другими словами. б) Лица, заучивающие вслух бессмысленные ряды слогов, обнаруживают тенденцию к делению слогов на группы, причем каждая группа приобретает для их сознания характер чего-то целого. В опытах Мюллера 12 слогов ряда читались с повышением голоса на нечетных слогах, так что весь ряд делился на шесть тактов. В результате такого заучивания оказалось, что между слогами одного такта, напр. между 1 и 2, 3 и 4 и т. д., образуется более прочная связь, чем между слогами смежными, но принадлежащими различным тактам, напр. между 2 и 3, 4 и 5 и т. д. При вторичном заучивании, напр., рядов в 12 слогов через 24 часа получалось сбережение на 5 повторений, если в рядах переставлены были такты, и на 1,7 повторения, когда ряды были составлены из смежных слогов, принадлежащих разным тактам. Мюллером было замечено также, что ряды в 12 слогов прочитываются не сразу, а с небольшой передышкой на половине, вследствие чего каждый ряд распадается на две равных части. И это деление не проходило бесследно. Встречаясь со слогом во второй раз, заучивающий нередко припоминал, из какой части этот слог и даже какое место он в ней занимал. А бывало и так, что заучивающий воспроизводил ошибочно вместо слога одной части соответствующий слог из другой части. Видимо, эти части представляли для него некоторые целые, равнозначные величины. в) Из всех слогов ряда наиболее прочно запоминаются первый и последний слоги. В то время, напр., как в целой серии опытов первый слог воспроизводился без всяких подсказываний, а последний потребовал в общем 11 подсказываний, число подсказываний для 3-го слога было 21, для 5-го — 35, для 9-го — 43. Что касается остальных слогов, то они привязываются к этим слогам как опорным пунктам — в большей или меньшей зависимости от занимаемого ими в ряду места. Из опытов видно, что при заучивании образуется связь не только между слогами предшествующим и последующим (1, 2, 3, 4...), но и обратно, между последующим и предшествующим (12, 11, 10, 9...), не только между стоящими рядом, но и между разделенными большим или меньшим числом промежуточных членов, напр. между 1 и 3, 1 и 4 или 9 и 12, 10 и 12. Так, с одной стороны, ряды из 12 слогов с переставленными в обратном порядке слогами требовали для своего вторичного заучивания через 24 часа на 1/3 повторений меньше, чем ряды, оставленные в своем первоначальном виде. С другой стороны, вторичное заучивание рядов, образованных из слогов первоначального ряда, через 1 слог — давало сбережение во времени в 10,8 %, через 2 слога в 7 %, через 3 слога — в 5,8 %, через 7 слогов — в 3,3 %. Здесь, очевидно, мы имеем то же самое явление, какое наблюдается при запоминании улиц в городе, когда мы больше всего обращаем внимание на их начало и конец, а остальные здания запоминаем в их отношении к зданиям, расположенным в начале и конце улицы. г) С увеличением числа слогов в ряду трудность заучивания его возрастает в такой степени, что по достижении известного предела заучивание становится невозможным, несмотря ни на какое число повторений. По исследованиям Эббингхауза, для заучивания ряда в 7 слогов требуется 1 повторение, в 16 слогов — 30 повторений, в 24 — 44, в 36 — 55. Это значит, что увеличение слогов в 2 2/7 раза увеличивает работу в 30 раз, увеличение слогов в 3 3/7 раза увеличивает в 44 раза и увеличение в 5 1/4 раза увеличивает работу в 55 раз. Если бы заучивание сводилось к образованию ассоциации смежности, как обыкновенно думают, то ничего подобного не было бы: прочность связи между слогами зависела бы исключительно от количества повторений. После одного прочтения образовывалась бы связь между первым и вторым слогом такой же силы, как между 2 и 3, 3 и 4 и т. д. После двух повторений эта связь усилилась бы вдвое, после трех — втрое и т. д. И если, как показывают исследования, одного повторения достаточно, чтобы связать 7 слогов и воспроизвести их на память, то после одного повторения мы должны были бы сказать на память и 12, и 24, и 36, и т. д. слогов. Между тем, в действительности мы находим совсем другое, потому что заучивание состоит в многостороннем синтезе средних членов с крайними в целях преобразования многого в органическое целое. д) Если при заучивании центр тяжести заключается в синтезе средних членов с крайними, то естественно ожидать, что все содействующее этому синтезу должно облегчать работу заучивания. Опыты вполне подтверждают это. С одной стороны, оказывается, что небольшие стихотворения и не особенно длинные ряды слогов гораздо практичнее изучать в целом, чем по частям. Заучивание по частям требует, напр., 16,6 повторений, а для заучивания в целом достаточно 13,6. С другой стороны, заучивание стихотворений и рядов совершается тем легче, чем скорее они читаются или чем меньше при чтении останавливается внимание на отдельных слогах. Заучивание, напр., небольшой части стихотворения со скоростью 200, 150, 120 и 100 ямбов в минуту было окончено в 138, 148, 160 и 183 секунды, а заучивание рядов, в которых встречались слоги, странно звучащие или редко употреблявшиеся, обыкновенно совершалось медленнее. Дальнейший теоретический результат исследований памяти касается хранения следов в памяти. Опыты говорят, что воспринимаемые впечатления оставляют в памяти следы, которые от времени слабеют. При сравнении, напр., воспринимаемых тонов с ранее воспринятыми, было узнано равенство: 94 % через 2 сек., 78 % через 10 сек. и 60 % через 60 сек.; при сравнении серых кружков, различавшихся между собой на 1/15 яркости, разница была замечена — во всех случаях через 5 сек., в 5 из 6 случаев через 30 сек. и в половине случаев через 2 мин.; при определении места прикосновения к коже делалась ошибка: на 1,1 см через 0 сек., на 1,5 см через 20 сек., на 2,2 см через 2 мин. Но ослабевание следов памяти происходит неравномерно. Оно идет сначала быстро, потом начинает совершаться все медленнее и медленнее. Вторичное заучивание до возможности безошибочного воспроизведения 13 слогов дало сбережение: через 1/3 часа в 58 %, через 1 час в 44 %, через 9 час. в 36 %, через 1 сутки в 34 %, через 2 суток в 28 %, через 6 суток в 25 % и через 1 месяц — в 21 %. Еще медленнее совершается забвение стихотворений. По свидетельству Эббингхауза, вторичное заучивание стихотворения сравнительно с заучиванием его в первый раз уменьшает работу через 24 часа на 50 %, а через 22 года — на 7 %. Из этого естественно сделать вывод, что однажды полученные впечатления никогда не исчезают из памяти и не прекращают своего действия, потому что для полного уничтожения следов потребовалось бы бесконечное время. С другой стороны, если более медленное забвение начинается лишь по истечении известного времени, то мы вправе ожидать, что для прочного запоминания какого-либо материала нужно не переучивать его, а повторять заучивание через известный промежуток времени. Эббингхауз, действительно, нашел, что ряды слогов и стихотворения делаются прочным достоянием памяти, когда они заучиваются снова и снова чрез 24 часа. Он заучивал 36 бессвязных слогов и 80 слогов стихотворения, причем для первого заучивания потребовалось: в 1-й день 55 повторений, во 2-й — 23, в 3-й — 11, в 4-й — 7,5, в 5-й — 4,5, в 6-й — 3,5 и в 7-й — 0 повторений, а для второго в 1-й день — 7,75, во 2-й — 3,75, в 3-й — 1,75, в 4-й — 0,5 и в 5-й — 0 повторений. Заслуживает внимания в исследованиях памяти еще один результат, имеющий важное практическое значение. Был поставлен вопрос: как практичнее заучивать — в один или в несколько приемов? Угадать правильное решение этого вопроса было нетрудно, после того как было найдено, что из всех повторных прочитываний ряда слогов самое важное значение имеет первое (количество слогов, удержанных в памяти после первого повторения, начинает увеличиваться лишь после шестого повторения). Это давало основание предполагать, что чем больше будет первых повторений при заучивании — другими словами, чем больше будет делиться заучивание на отдельные приемы, — тем меньше работы потребует заучивание. Исследования вполне подтвердили это. Одно и то же число повторений, напр. 24, имело совершенно различные последствия, когда оно было распределено на 3 дня по 8 повторений, на 4 дня по 6 повторений и на 12 дней по 2 повторения: в первом случае было удержано в памяти и воспроизведено 18 слогов, во втором — 39, в третьем — 53 слога.

В заключение необходимо сказать несколько слов об исследованиях чувствований, произвольных движений и индивидуальных различий в душевных явлениях и строе душевной жизни отдельных лиц. Чувствования изучаются пока по сопровождающим их переменам, с одной стороны — в силе и частоте пульса, дыхательных движений, биений сердца и пр., с другой, — в объеме и весе отдельных частей тела. Исследований произведено довольно много, но результаты их вследствие сложности означенных перемен отличаются неопределенностью и вызывают много споров. Относительно произвольных движений решаются вопросы: как образуются сложные произвольные движения; в каком смысле изменяется произвольное движение, если одновременно с ним совершается другое движение; какое влияние оказывают на произвольные движения предшествующие им умственные занятия, физические работы, душевные волнения и пр. Некоторые из полученных результатов весьма любопытны. Найдено, напр., что всякая работа, все равно, физическая или умственная, истощает силы организма и уменьшает силу и продолжительность произвольных движений. Особенно неблагоприятно отражаются на них душевные волнения и потрясения. Изучением индивидуальных различий больше всего занимаются французские психологи. В последнее время подобные исследования получили довольно широкое распространение и у нас в России. Примером этих исследований могут служить опыты Шарко и Бинэ над Диаманди и Иноди, отличавшимися поразительной памятью цифр. Чтобы узнать индивидуальные различия памяти этих счетчиков, им дали выучить 25 цифр, расположенных в 5 рядов по 5 цифр в каждом. Иноди выучил цифры в 25 секунд, Диаманди — в 3 секунды. Воспроизводили они эти цифры слева направо и наоборот почти в одинаковое время. Но когда их заставили воспроизвести цифры по секущим параллелям, т. е., напр., 2-ю цифру 1-го ряда и 1-ю 2-го; 3-ю 1-го, 2-ю 2-го и 1-ю 3-го и т. д., то получилась большая разница: Иноди употребил на это воспроизведение 168 секунд, а Диаманди 53 секунды, из расспросов оказалось, что первый запоминал названия цифр и их временную последовательность, у второго же запечатлевались в памяти формы цифр и их пространственные отношения, так что после заучивания таблицы цифр он видел перед собой эту таблицу, как бы написанную на черной доске. Первый, чтобы воспроизвести цифры по секущим параллелям, воспроизводил их ряды по порядку и, сообразив предварительно, какие в этих рядах цифры требуются, называл их по мере нахождения, для чего потребовалось ему довольно значительное время. Для второго было довольно безразлично, в каком порядке воспроизводить цифры, потому что они как бы стояли перед его умственными глазами; чтобы их воспроизвести, ему нужно было лишь как бы читать их. Отсюда было сделано заключение, что у Иноди — память слуховая, у Диаманди — зрительная.

Литература. 1) Специальные журналы: "Philosophische Studien", изд. Вундтом с 1881 г.; с 1903 г. выходит вместо него "Archiv für gesammte Psychologie", изд. Мейманом; "L'année psychologique", изд. Бинэ с 1895 г.; "The american Journal of Psychology", изд. Холлом, Сенфордом и Тиченером с 1887 г.; "The psychological Review", изд. Болдуином и Каттелем с 1894 г.; "Zeitschrift für Psychologie und Physiologie der Sinnesorgane", изд. Эббингхаузом и Кенигом с 1890 г. 2) Сочинения, посвященные общему обзору Э. психологии, ее методов и некоторых результатов: Бинэ, В. Анри, Куртье, Филипп, "Введение в Э. психологию" (изд. 1-е, СПб., 1895, с главой о психологических кабинетах; изд. 2-е, СПб., 1903 — без этой главы, но со статьей Бинэ и В. Анри "Индивидуальная психология"); В. Анри, "Современное состояние Э. педагогики, ее методы и задачи" (М., 1900); Stratton, "Experimental Psychology and its Bearing upon culture" (1903). 3) Практические курсы с описанием приборов: Sanford, "A course of Experimental Psychology, part 1: Sensation and Perception" (1898; франц. перев., Пар., 1900); Thichener, "Experimental Psychology, part 1: Student's Manual; part 2: Instructor's Manual" (1901); Höfler und Witasek, "Psychologische Schulversuche mit Angabe der Apparate" (1900). 4) Теоретические курсы: Wundt, "Grundzüge der physiologischen Psychologie" (5-е изд., I—III, 1903); его же, "Лекции о душе человека и животных" (2-е изд. СПб., 1894); Ebbinghaus, "Grundzüge der Psychologie" (т. I, 1, 1894 и 2, 1902); Külpe, "Grundriss der Psychologie" (1893); Münsterberg, "Grundzüge der Psychologie" (т. I, 1900) и "Beiträge zur experimentellen Psychologie" (тетр. 1—4, 1889—1892). 5) Исследования по основным вопросам психофизики: Weber, "Der Tastsinn und das Gemeingefühl" (1846); Fechner, "Elemente der Psychophysik" (1—11, 1860); Е. Müller, "Zur Grundlegung der Psychophysik" (1878); Foucault, "La psychophysique" (1901). 6) Сочинения по специальным вопросам: a) Helinholz, "Handbuch der physiologischen Optik" (2-е изд., 1886—1896); Hering, "Die Lehre vom Lichtsinne" (1878) и "Die Lehre vom binocularen Sehen" (1868); Гельмгольц, "Учение о слуховых ощущениях как физиологическая основа для теории музыки" (СПб., 1875); Stumpf, "Tonpsychologie" (I—II, 1883—1890); б) Erdmann und Dodge, "Psychologische Untersuchungen über das Lesen auf experimenteller Grundlage" (1898); Lipps, "Raumaesthetik und geometrisch-optische Täuschungen" (1897); Ланге, "Психологические исследования. О перцепции" (Одесса, 1892); в) Ebbinghaus, "Ueber das Gedächtniss" (1885); Müller und Schumann, "Experimentelle Beiträge zur Untersuchung des Gedächtnisses" (1894); Müller und Pilzecker, "Experimentelle Beiträge zur Lehre vom Gedächtniss" (1890); Jost, "Die Associationsfestigkeit in ihrer Abhängigkeit von der Vertheilung der Wiederholungen" (1897); Steftens, "Experimentelle Beiträge zur Lehre vom ökonomischen Lernen" (1900); г) Lehmann, "Die Hauptgesetze des menschlichen Gefühlslebens, eine experimentelle und analitische Untersuchung über die Natur und das Anftreten der Gefühlszustände nebst einem Beiträge zur deren Systematik" (1892); Mocco, "Усталость" (СПб., 1893), "Страх" (СПб., 1887); Бинэ и В. Анри, "Умственное утомление" (М., 1899); Stern, "Ueber Psychologie der individuellen Differenzen, Ideen zu einer differentielen Psychologie" (1900). Детальный перечень сочинений и статей по отдельным вопросам сделан в вышеуказанных практических и теоретических курсах Э. психологии.

В. Серебреников.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907