Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - россия. русское право русское крестьянское обычное право

Русское крестьянское обычное право сделалось предметом внимательного изучения русских этнологов и юристов со времени освобождения крестьян от крепостной зависимости. Этнологи нашли в нем новый драгоценный материал для изучения древнейших ступеней общественного развития. Из юристов одни видели в нем выражение не искаженных случайностями исторического процесса народных воззрений на основные успехи общественной жизни (Кавелин, Якушкин, Ефименко, Оршанский), другие (Пахман, Гольстен) стремились свести нормы обычного права к тем же началам гражданского права, какие господствуют в официальном русском праве, а отклонения от этого последнего объяснить особенностями политико-экономического строя крестьянской жизни. Взгляд на обычное право как на продукт дикого произвола и невежества никогда не получал сколько-нибудь серьезного научного обоснования. Результаты изучения русского обычного права пока не могут быть сведены к одному цельному воззрению. Можно, однако, считать выясненным, что обычное право русских крестьян, находящееся в настоящее время под воздействием многих неблагоприятных факторов, не представляет собой особой по духу и складу системы, основанной на "трудовом начале"; только иногда, при благоприятных условиях, в нем заметно проявление и действие начал равенства и справедливости. Суждения о значении норм обычного права часто расходятся уже потому, что различно смотрят на состав источников обычного права. Примешивая этнографическую сторону дела к юридической, исследователи часто под обычным правом понимают черты нравов и быта, которые носят название обычаев, но не составляют обычного права. К этим обычаям присоединяют иногда представления о крестьянских идеалах правового строя, образовавшихся у отдельных групп или личностей, наконец, не различают санкции норм обычного права в глазах крестьян от действительных причин их образования. Исследуя крестьянское обычное право, т. е. действительно существующий порядок отношений между крестьянами, стараются объяснить не этот порядок, а заключающееся в нем правосозерцание крестьянства, т. е. проводят взгляды Пухты на обычное право (см.) как явление, имеющее источник в народно-правовом убеждении. Поэтому часто исключают из состава права действительные нормы, на основании которых решаются столкновения из-за права, противопоставляют им черты быта, характеризующие мирное состояние отношений; отдельные судебные решения оспаривают на основании идеалов справедливости, выразившихся в воззрениях одной из сторон или подчеркнутых из бесед с крестьянами. С этой точки зрения часто подвергается резкой критике основной источник наших сведений об обычном праве крестьян: "Труды комиссии по образованию волостных судов" (1873—74), в которых собраны решения крестьянских судов ряда губерний вместе с ответами крестьян на вопросы о существовании у них тех или иных обычаев. По отношению ко многим решениям указывают на внешние влияния (волостного писаря, волостного и высшего начальства), на приговоры, искажающие крестьянскую правду в тех или иных интересах или просто по невежеству. Не может, однако, подлежать сомнению, что сила правового сознания и крепость обычно-правового строя, если он существует в качестве прочного и постоянного порядка отношений, могут быть парализованы лишь в отдельных случаях. Ряд исследователей и юристов (Оршанский, Пахман, Мухин, Духовский и др.) кладут на этом основании в основание своих исследований именно материал, заключающийся в "Трудах" комиссии, лишь восполняя его данными, собранными в этнографических исследованиях. Серьезное значение этого материала не отрицает, несмотря на его недостатки, и г. Якушкин. Чего-нибудь в роде свода юридических обычаев для отдельных местностей нет; существуют лишь частные сборники обычаев, составленные любителями-этнографами (свод этих сборников см. в книге Е. И. Якушкина). Субъективные воззрения исследователей, как и этнографические данные, не отделены здесь от действительного правопорядка. Недостаточно изучена связь современного обычного права с историческим складом правоотношений, хотя отдельные сопоставления и указали на близкое сходство некоторых норм с древнейшими правилами русской жизни, времен Русской Правды, Грамот, Судебников. С более широкой точки зрения исследованы семейные отношения, особенно брачное право.

Содержание обычно-правовых норм крестьян в области гражданского права определяется совокупностью многих внешних и внутренних факторов, которые не могут быть сведены к одному неопределенному понятию "народной правды". Среди них главную роль играют влияния, под которыми складывается строй крестьянского землевладения. Право владения, основанное на труде ("трудовое начало"), является формой, приложимой лишь к такому общественному состоянию, при котором нет столкновений претендентов на обработку земли по причине ее обилия. Юридические формы обладания возникают именно в видах определения прав претендентов по какому-либо признаку, напр. по началу приоритета захвата. При распределении обладания между лицами, обработавшими своим трудом определенные участки, в случае их столкновения между собой из-за малоземелья пришлось бы прибегнуть к тому же началу или создать особые формы общего обладания, при которых возможен был бы для всех желающих доступ к обработке и пользованию землей. В первом случае получились бы права, ничем не отличающиеся от современных форм индивидуального обладания. Что касается до форм общего обладания, то теперь, кажется, не может подлежать сомнению, что представления крестьян об этих формах вовсе не так чисты и определенны, как думают защитники общинного землевладения. Если оставить в стороне неопределенные мечтания о "черном переделе", когда вся земля будет разделена по числу работников, прилагающих к ней свой труд, и будет переделяться по мере возрастания народонаселения, то мы не найдем в крестьянском "правовоззрении" представления о такой форме, где положение труда к земле совмещается с общим обладанием, обработкой и разделом продукта, — т. е. форме обладания, соответствующей современному понятию "юридического лица". Оценивая с идеальной точки зрения общинное землевладение, исследователи обыкновенно имеют в виду кажущуюся справедливость раздела земли и отдельных подробностей его, выражающуюся в точном равнении качеств земли, долей, кусков, клиньев и т. д. Но все эти свойства раздела — результат опасения каждого домохозяина быть обделенным и неспособности его возвыситься до действительно общего обладания, при котором заботятся больше о доходности земли и о справедливости распределения продукта, а не о равенстве обладания объектом. У крестьян часто устанавливается система строго разграниченного от соседей и посторонних лиц обладания; волостной суд устанавливает сервитутные и соседские права, существующие и при порядке частной собственности (право проезда, прогона скота к водопою, пользования водой из колодца, право рубки ветвей, спускающихся на сторону соседа, подтоп), и допускает ряд договорных сервитутов. Господство трудового начала и непризнание форм обладания, устанавливаемых официальным правом, видят иногда в том, что крестьяне не признают права частного обладания на объекты, к которым так или иначе не приложен труд обладателя и которые поэтому считаются ничьими, "божьими" (напр. лес, невозделанные луга и пастбища, воды); только объекты труда, добытые на божьих землях, считаются неприкосновенной собственностью (стога скошенного сена, нарубленный лес, пойманная в капкан или силки дичь и т. д.). Но это воззрение обусловлено, с одной стороны, старыми привычками к обширным, пустым и никем не занятым землям, с другой — крайней обделенностью крестьян в настоящее время лесом, лугами и другими угодьями. Крестьянское обычное право с этой точки зрения ничем не отличается от права древних и современных некультурных народов. Крестьянская семья — второй основной устой современного крестьянского быта — является продуктом бытового и нравственного крестьянского воззрения на существо отношений старших к младшим, отца и мужа — к детям и жене, а также внешних влияний, связанных с положением крестьянина как платежной силы, стоящей в личной и поземельной зависимости от общины и поставленной под властный контроль администрации. Различают три формы крестьянской семьи: патриархальную большую семью с отцом-патриархом во главе и с подчиненными ему взрослыми женатыми и неженатыми детьми с их потомством; семью артельного типа, составленную из нескольких не разделившихся после смерти отца братьев с их потомством или и из посторонних друг другу лиц складников или сябров — форма, известная еще Псковской судной грамоте) под главенством старшего или выборного большака-домохозяина; малую семью, состоящую из мужа, жены и детей. Общими чертами всех трех типов признается крепкая личная власть домохозяина над подчиненными членами и общесемейный характер имущества; в этом видят уважение к нравственному авторитету старшего в роде и справедливое, основанное на трудовом начале ограничение его безусловных прав в имущественном отношении, создающее в малой семье и самостоятельность женщины. Существование трех форм семьи указывает, однако, на то, что ее организация не может быть объяснена только этими чертами "правовоззрения". Сохранение большой семьи объясняется, прежде всего, строем крестьянского земледельческого хозяйства, при котором большое количество рабочих рук, мужских и женских, обеспечивает в одно и то же время и больший участок земли, и успешность его обработки, и возможность получения посторонних доходов путем отхожих промыслов некоторых членов семьи. Польза этой организации в хозяйственном отношении, а следовательно, и для исправного отбывания повинностей настолько ясно сознается и крестьянами, и правительством, что с обеих сторон употребляются всевозможные меры к сохранению большой семьи от распадения. Волостные суды поддерживают власть домохозяина, не допуская жалоб на него со стороны подвластных по поводу личных семейных отношений. Если суды вмешиваются иногда в отношения мужа и жены, свекра и невестки, отца и детей, то лишь по собственному усмотрению или по указанию посторонних лиц. Наказание, налагаемое на главу дома, сопровождается при этом обращением к подвластным с увещанием почитать старших, а иногда и совместным их с отцом наказанием. Крестьянское обычное право, как и закон, не допускают разделов семьи или выдела отдельных членов без согласия главы семьи, если подати уплачиваются исправно; наоборот, оно допускает принудительный выдел, если совместная жизнь отца и детей грозит упадком хозяйства. В интересах хозяйственного благосостояния суд лишает даже отца родительской власти, передавая "большину" в семье одному из сыновей, если отец расстраивает хозяйство своим поведением. Но все эти ограничения делаются в интересах хозяйства и общины, а не в интересах детей, чем существенно отличаются крестьянские ограничения родительской власти от ограничений ее в современных культурных государствах. Административно-хозяйственными мотивами, а не принципиальным уважением к трудовому началу и общей семейной собственности объясняется и постоянное вмешательство "мира" и суда в имущественные распоряжения главы семьи, выражающиеся в запрещении произвольных завещаний, чрезмерно неравных разделов его между детьми при жизни отца (самое же право делить детей по усмотрению за отцом безусловно признается) и произвольного, неосмотрительного отчуждения его в чужие руки. Каждый член семьи признается при этом имеющим право на отцовский имущественный надел, потому что он будущий полноправный член общины, имеющий право на надел и обязанный взять его для отбывания повинностей, которое невозможно без имущественного инвентаря. Этим же положением членов общины и ценностью рабочих рук объясняется в значительной степени признание семейных и имущественных прав за незаконнорожденными, приемышами и усыновляемыми, несмотря на презрение к их происхождению, выражающееся в позорящих прозвищах. По отношению к интересам подвластных членов большая семья не дает никаких гарантий, ни личных, ни имущественных. В личных отношениях члены семьи бесправны, в имущественном они зависимы от отца и домохозяина. Весь их заработок, земледельческий и отхожий, идет в семью и расходуется на общие нужды независимо от числа членов семьи. Сын, добывающий на стороне большие деньги и имеющий мало детей, живущих в семье, работает, таким образом, на многосемейных братьев, остающихся в деревне. При общем земледельческом хозяйстве неравномерное участие в его тягостях всех членов не так заметно, как при заработках на стороне. Отсюда в последнем случае стремление к разделу, в современном быту тем более частое, что отхожие промыслы все более и более растут. Артельная семья, как основанная на добровольной, а не принудительной связи, все более и более исчезает вместе с прекращением связанных с ее существованием выгод. Малая семья, образовавшаяся после раздела, теряет и те выгоды большой, которые связаны с контролем над домохозяином со стороны общины. За невозможностью передачи "большины" кому-либо из подвластных дети и жена остаются в полной власти главы семьи; право его на распоряжение имуществом является неограниченным, так как ни подвластная жена, ни малолетние дети не в состоянии контролировать его действия. Передача хозяйства жене — редкое исключение. Наследственное право крестьян тесно связано с организацией только что указанных типов семьи. Большая крестьянская семья — крепостная хозяйственная единица, стоящая рядом с другими подобными единицами, но не связанная с ним никакими узами. Наследниками являются поэтому члены семьи, т. е. прежде всего сыновья и другие правоспособные члены семьи, имеющие сделаться самостоятельными членами-плательщиками в общине. Доли сыновей и других членов семьи часто определяются предсмертными распоряжениями домохозяина, чем подчеркивается его преимущественное право на имущество, а не семейный характер последнего. При отсутствии раздела, совершенного отцом, сыновья и управомоченные члены семьи получают равные доли. Раздел идет "по отцам", т. е. к наследству призываются и получают его лишь ближайшие самостоятельные члены главы семейств, на которые имеет распасться большая семья, если не будет жить на артельном начале. Выделенные дети и члены семьи не наследуют. При распадении артельной семьи за смертью ее большака наследования в собственном смысле слова не происходит, а имущество делится по наследственным отцовским долям правоспособных членов семьи, составлявших общий хозяйственный союз. Здесь поэтому наследуют и женщины, вдовы и дочери, если в их линии и колене нет мужчин; в патриархальной же семье дочери наследуют только тогда, когда по смерти отца не осталось наследников мужского пола, способных вести хозяйство. На последних, если они остались, лежит обязанность выдать дочерей замуж и наградить по своей доле — постановления, восходящие к эпохе Русской Правды и знаменующие связь современного экономического быта крестьян с древним. Вследствие изолированности хозяйства семьи, перехода земли к миру после выморочности семьи и незначительности движимого имущества боковое наследование наступает лишь при отсутствии не только сыновей и дочерей, но и жены, которая наследует в малой семье предпочтительно перед боковыми родственниками; в противном случае, не имея другого обеспечения за уничтожением связи с своей родной семьей, она осталась бы на попечении мира, на обязанности которого лежит вообще забота о сиротах. И здесь, таким образом, дело идет об интересах мира больше, чем об имущественной самостоятельности женщины. Обязательственные отношения у крестьян по причине ограничения их гражданского оборота не представляют разнообразия форм. Купля-продажа, наем личный и имущественный и заем, ссуда, поклажа, доверенность в их простейших выражениях, исчерпывают круг договорных отношений, общих официальному праву, хотя в последнем определяются гораздо детальнее. Но рядом с ними существуют и другие договорные отношения, отличающиеся, несомненно, своеобразием воззрений на силу и пространство договорного права. Признавая ненарушенными только те формы быта, которые связаны с положением владельцев общественной земли и плательщиков, обычное крестьянское право, подобно древнему, допускает действие договора во всех остальных отношениях, хотя бы им затрагивались основные институты гражданского быта. Г. Якушкин, напр., приводит следующий договор: "В 1884 г. крестьянин К. Купянского уезда заключил договор о браке со вдовой солдаткой А. По смыслу этого договора А. поступает в дом крестьянина Б., как жена и хозяйка. Даже в том случае, если бы вернулась ушедшая от К. его жена, хозяйкой в доме и женой должна оставаться А. Договор этот заключен с согласия отца К. и его двух родных дядей, подписавших под договором в числе двух свидетелей. При заключении договора присутствовал сельский староста, подписавший его и приложивший свою печать". Свобода условий договора выражается и в многочисленных сделках усыновления, принятия в семью посторонних членов с правами наследования, обязанностью прокорма стариков и т. д., а также в не допускаемых законом мировых сделках по поводу проступков и преступлений, считающихся у крестьян, вопреки официальному праву, частным делом (что свидетельствует о неразвитости представлений политических и общественных). С другой стороны, там, где дело идет об имущественных распоряжениях, затрагивающих интересы семьи, а следовательно и общины, суд не признает силы договоров, хотя бы и правильно составленных, входя в поверку выгодности условий и противодействуя безнравственному, хотя и легальному обогащению одного контрагента на счет другого. Понятие основания обязательства у крестьян, таким образом, шире законного. В связи с этим стоят взгляды крестьян на ответственность за убытки, определяемые по совести и условиям крестьянской жизни на началах мировой сделки (опять черта, аналогичная древнему праву), на рассрочку и отсрочку уплаты долгов и т. д. Поскольку интерес общины договором не затрагивается, договор имеет безусловную силу и подлежит исполнению, а неисполнение его ведет к уплате убытков и часто к наказанию виновного розгами. Момент заключения договора приурочивается или к реальному, полному или частичному исполнению с одной стороны, или к даче задатка, или к совершению символических действий (битье по рукам, передача из полы в полу, литки и магарычи, замолитвование, передача знаков и т. д.). Положение договаривающихся сторон часто не равно; некоторые обязанности рассматриваются как акт милости контрагента; в личном найме выступает начало личного подчинения. Очень распространены обязательства из неправомерных действий, особенно касающихся имущества. Бедность заставляет дорожить каждой мелочью, а возможность получить вознаграждение при наличности повода поощряет корысть. Отсюда затруднительность определения убытка, за исключением тех случаев, где он определяется ценой поврежденной вещи, и необходимость "судить по человеку", решать дело мировой, делить "грех пополам". К числу обычных договоров принадлежит у крестьян, несомненно, и брак (часто формальный контракт купли-продажи), как это видно из уплаты убытков при неисполнении соглашения.

Уголовное право крестьян, поскольку оно существует, несмотря на существование закона, носит на себе следы грубости нравов, стоящей в связи с изолированностью крестьян от общественной и государственной жизни. Уголовное преступление — частное дело, касающееся лишь интересов потерпевшего или его родных, могущее окончиться примирением, наложением пени или вызывающее месть обиженных: таково народное воззрение на преступление. Мировая сделка, уплата убытков и самоуправство являются поэтому последствием преступления. Самоуправство, самосуд и месть проявляются в разнообразных формах, но по отношению к некоторым преступлениям выработаны определенные виды наказаний. Воров и конокрадов жестоко бьют; за легкие преступления и обиды полагается напой (выставка виноватым вина для распития вместе с обиженным и посредниками); в большом ходу посрамление, соединяемое с наказанием розгами. Краденая вещь привязывается на шею вору, и он проводится по селению перед издевающеюся толпой; иногда воров, особенно женщин, раздевают донага, запрягают в телегу рядом с лошадью или вместо нее употребляют другие издевательства.

Литература. Кавелин, рецензия на "Быт русского народа", Терещекин ("Сочинения", IV, Москва, 1859); Оршанский, "Народный суд и народное право" ( в "Исследования по русскому праву обычному и брачному", Санкт-Петербург, 1879); Пахман, "Обычное гражданское право России" (Санкт-Петербург, 1877, 2 тома); А. Ефименко, "Исследования народной жизни" (I, Москва, 1884); Мухин, "Обычный порядок наследования у крестьян" (Санкт-Петербург, 1888); Е. Якушкин, "Обычное право. Материалы для библиографии" (2 выпуск, Ярославль, 1865 и 1896 гг.), где и остальная литература.

В. Нечаев.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907