Античная философия - автаркия
Автаркия
Рождение автаркии как философского термина в Древней Греции сопровождалось полемикой с языком обыденным, где существовало только прилагательное αὐτάρκης. Αὐτοв греческом может обозначать естественность, чистоту состава, идентичность, совместность, точность, возвратность, совпадение, личную причастность, усиление, изобилие, а кроме того, у Аристотеля и неоплатоников используется в для образования группы «философских слов», обозначающих платоновские идеи соответствующих предметов (напр., «сама по себе линия», αὐτογραμμή, «сам по себе человек», αὐτοἀνθρωπος). В свою очередь, и значение корня не абстрактно, но архаически конкретно «удерживать и отклонять все плохое от живого, защищать от гибели живое и защищаться»; ἄρκιος надежный, или обеспеченный, с точки зрения сохранения жизни. В слове αὐτάρκεια ἀὐτοобозначает усиление той способности, которая выражена в корне способности жить и сопротивляться гибели, поэтому «автаркийными» греки называли живые существа в их полноте и неущербности, их тела, органы, функции и беспрепятственные отправления тела или, например, недра земли как живую, родящую силу (см., напр., Aesch. Cho. 757; поэт 6 в. до н. э. цит. у Платона: Epist. 310а4—10; ср. πανταρκῆς всесильный: Aesch. Pers. 855).
Позднее прилагательное «автаркийный» теряет конкретное значение и становится синонимом для «достаточный», сохраняя, однако, связь с медицинским контекстом (сотни раз встречается у Галена), а существительное (αὐτάρκεια и τὸ ἀὐτάρκες; вторая форма преобладает у Плотина, Прокла, Александра Афродисийского) используется только в философском языке. В философии память о «естественном» происхождении термина сохраняется и при переносе его на духовно самоопределяющуюся личность, описываемую как «автаркийное тело» (Thuc. II 41, 1 о гражданине Афин), на космос как на «автаркийное тело космоса» или «Вселенной» (Plat. Tim. 33d; Tim. Locr. 207, 18 Marg).
Демокрит. Как философский термин А. создана, по-видимому, Демокритом; автаркия дважды встречается у него в диетико-гигиенических рекомендациях, из которых вырастает особое этическое отношение к внешним благам: «При автаркии пищи ночь никогда не бывает слишком длинной» (fr. 209 DK); «Пребывание на чужбине учит автаркии образа жизни: ячменная лепешка и соломенная подстилка вот самые сладкие лекарства от голода и усталости» (fr. 246, 1). И прилагательное у Демокрита фигурирует в подобных контекстах: автаркийное естество (природа) противопоставляется случаю, и автаркийная трапеза как дар умеренности противопоставляется роскоши (fr. 176; 210). Поздние источники приписывают полагание автаркии целью жизни также софисту Гиппию (Suda) и Гекатею Абдерскому (Clem. Strom. II 184, 10 St.), но терминология в обоих случаях, вероятно, неаутентична. Авторство Демокрита для термина косвенно подтверждается появлением этого редкого слова в 17-м письме Гиппократова корпуса, где воспроизводится якобы слышанная Гиппократом речь самого философа. Демокрит противопоставляет безграничному рвению вожделения «созерцание благодаря автаркии изобильной природы — всеобщей кормилицы» («ибо какой лев закапывал золото в землю, какой бык дрался из-за наживы, какая пантера бывала ненасытна»). Демокрит — автор нескольких полемических терминов этики: если толпа именует счастье «благо-демо-ния» («благодолие») (εὐδαιμονία) или «благо-случай» εὐτυχία), то Демокрит придумывает термины, которые помещают источник счастья внутрь человека благодушие (εὐθυμία) и благосостояние (души εὐεστώ). Автаркия также была неологизмом — и морфологическим (существительное, а не прилагательное), и, главное, семантическим. Αὐτοв термине Демокрита дает не усиление, а точность, отсутствие выхода за строго ограниченные пределы, тем самым автаркия у него обеспечивает минимальные жизненные потребности и имеет коннотации естественности. «Природное богатство», таким образом, тождественно «автаркии образа жизни», богатство равно аскезе, в чем и заключен вызов общепринятым представлениям.
Мерцающий смысл, с амплитудой значений от «абсолютной полноты» до «аскетического минимума» делает проблемой понимание термина в каждом данном контексте, поэтому часто философы ставят автаркию в контекст, дублирующий самое семантику слова (напр.: «автаркийное тело Вселенной, невредимое для угроз жизни, идущих извне», Tim. Locr. 207, 18).
Платон только однажды обратился к «Демокритову» термину, завершая рассмотрение удовольствия и разумности (Phileb. 67a7): благо есть нечто совершенное и достаточное, удовольствие же и разумность не блага, ибо «лишены автаркии, т. е. силы (δύναμη) совершенного и достаточного». Таким образом Платон задал противоположную по сравнению с Демокритом семантическую перспективу автаркии с опорой на традиционное общеязыковое значение, согласно которому в термин вкладывается идея максимума, а не минимума. В «Тимее» автаркийно «тело космоса» живого бога; оно устроено так, чтобы получать пищу от собственного тления и не нуждаться ни в чем; космос автар-киен и духовно, его душа простирается из центра и все объемлет, так что он может пребывать в общении с самим собою и познании себя (Tim. 33e, 68d).
В позднейшей метафизической и теологической традиции от Хрисиппа (SVF II 604. 7) и Тимея Локрского до неоплатоников и христианских богословов продолжена эта платоновская линия: автаркия как синоним абсолютного бытия, абсолютной божественной полноты и прежде всего как атрибут Бога перешла впоследствии в апофатическую теологию. Всякое сознательное использование слова в философских контекстах после Демокрита и Платона будет иметь дело с выбором между заданными ими альтернативами или их примирением и согласованием.
Проповедь Демокрита, по-видимому, имела своего сторонника в Сократе; и хотя аутентичность его дикции не может быть доказана, у Ксенофонта из пяти прилагательных αὐτάρκης четыре связаны с Сократом: Сократ считал порочным нуждающегося в других, не автаркийного, человека, полагая, что мудрец тем ближе божеству, чем меньше у него потребностей, а божество автаркийно, потому что таковых не имеет; сам Сократ был «в высшей степени автаркиен», причем это его свойство распространялось не только на материальную, но и на духовную сферу и в материальной означало умеренность, скромность, а в интеллектуальной и духовной ровно наоборот обеспеченность богатством мудрости, знаниями, интуицией добра и зла (Xen. Mem. 12, 14. 5; II6,2. 2; IV 7, 1. 3; IV 8, 11. 11). И у Платона и существительное «автаркия» и три из пяти прилагательное «автаркийный» вложены в уста Сократа, который применяет прилагательное «автаркийный» только к человеку, тогда как в устах иных персонажей оно отнесено к космосу и богу (демону).
Мысль о том, что мудрец ни в ком и ни в чем не нуждается и тем подобен богу, стала общим местом послесократовской философии (особенно киниче-ской и стоической). Автаркия непременно характеризует Антисфена и Диогена. Автаркия добродетели для счастья излюбленная максима стоика Хрисиппа и т. д. Внешние «блага», здоровье, богатство это и не блага, с этической точки зрения они «безразличное» (адиафора) и могут использоваться и хорошо и дурно. Вся кинико-стоическая традиция сосредоточена на индивидуальной автаркии человека, прежде всего мудреца-философа, как на его духовно-практической гигиене, хотя у поздних стоиков (напр., Посидоний, D. L. VII103; 128) и перипатетиков внешние блага признаются в какой-то мере необходимыми условиями счастья. Формулировки этой идеи в школьной философии без контекста (как в псевдоплатоновых «Определениях») легко могут быть приняты за формулировки экономического принципа, главным образом из-за многозначности термина εξυς (букв.: владение, обладание). «Автаркия это совершенство в приобретении благ; владение (βξις), благодаря которому те, у кого оно есть, сами над собой начальствуют» ([Plat.] Def. 412b6 ел.). В Стое: «Автаркия это 'έξις удовлетворения, чем должно, и способное самостоятельно получать, что положено для жизни»; или «ведущее к блаженной жизни» (Хрисипп: SVF III 272; 276). Но еще одно схожее определение ясно показывает, что 'έξις здесь надо понимать как термин этики, как нравственный склад, а не как владение имуществом, обеспечивающим независимость: «Автаркия это e£is с широтою свободного довольствоваться чем угодно, находясь меж нищетой и роскошью» (Stob. II7,25.47). Ту же мысль высказывает ап. Павел: «Я научился быть автар-киен в тех обстоятельствах, в каких нахожусь; знаю, как жить в нищете, знаю, как в изобилии» (Филип. 4:11-12). Школьные определения относятся не к экономике, а к нравственной философии и имеют в виду не землевладельцев, ведущих натуральное хозяйство, и не граждан независимого полиса, а странствующих философов и проповедников. Есть поэтому немалая доля иронии в том, что принципы индивидуальной свободы безземельных и бессемейных бродяг-интеллектуалов эпохи эллинизма и империи были приняты в современной науке за хозяйственные принципы крестьянства патриархальной поры.
Аристотель. Для сложения в европейской науке представлений об автаркии как античном экономическом и политическом термине важнейшую роль сыграла «Политика» Аристотеля, начинающаяся с того, что «Автаркия -цель и наилучшее для полиса» и что «совершенный полис обладает пределом всякой автаркии благ», а кроме того, пассаж из «Государства» Платона, где говорится о происхождении полиса из потребности друг в друге самих по себе неавтаркийных людей, и речь Перикла у Фукидида, где Афины названы автаркийнейшим полисом для мира и для войны (Thuc. II 36, 3). До Аристотеля экономической автаркии нет ни как термина, ни как всеобщего идеала натурального хозяйства (ср. Хеп. Оес. XI, 10); после Аристотеля об экономически автаркийном полисе или домохозяйстве упоминают только его комментаторы или эпигоны (см. [Arist.] Oec. 1343all; Stob. II 7, 26. 48-62; [Archyt] apud Stob. IV 1, 138. 45-60).
Уже в Перикловой речи автаркия полиса не сводится к сумме ресурсов граждан, а трактуется как совершенство социальной структуры, сообщающей это качество своим членам. «Тело» гражданина демократического государства полис делает автаркийным, дополняя каждого физического индивидуума до состояния полной проявленности его возможностей: несамодостаточный по природе человек становится самодостаточным в качестве гражданина. Утопия Перикла у Фукидида противостоит пессимизму Геродотова Солона, у которого «неавтаркийное тело человека» (Hdt. I, 32, 8), т. е. сам человек предстает не как часть защищающего его социума, но один на один с природой, судьбой и завистливыми богами.
Аристотель использует слова «автаркия» и «автаркийный» едва ли не больше, чем его предшественники, вместе взятые. Как систематизатор предшествующего знания в биологических сочинениях он использует медико-физиологическую автаркию, в логических автаркия означает логическую достаточность, в космологических термин характеризует зримые божества, небесные тела, которые ведут блаженную и самую автаркийную жизнь; в этических сочинениях автаркия определяет конечное, совершенное благо и счастье; автаркийны созерцательная жизнь и мудрец, насколько это вообще возможно для человека (напр., Arist. Ε. Ν. 1177а27). Аристотель использует автаркию и как обозначение изобилия, и как идеал скромности. Но главным созданием Аристотеля была автаркия как цель полиса, представляющая собою совмещение всех автаркии: биологической, этической и космической и еще особой «философской», или «идеальной».
Понятие экономической автаркии не развито и даже не вполне оформлено. Квазиэкономическая автаркия вырастает из биологической «диэтиче-ской» автаркии и тотчас приобретает этическую окраску. Перечисляя в начале «Политики» различные образы жизни, Аристотель называет кочевников, земледельцев, охотников и разбойников. Эти образы жизни продолжают ряд травоядных и плотоядных. Номады и земледельцы это аналоги разных пород животных, образ жизни определяется способом добывания пищи. Чем больше способов добывания пищи человек умеет соединить, тем он автаркийней. Экономики как сферы производства, распределения, и финансов и отношений людей по этому поводу еще нет; автаркия характеризует полноценное питание в результате присвоения природных источников пищи. Богатство рассматривается по аналогии с пищей: как насыщение естественный предел потребления пищи, так и для хорошей в этическом смысле жизни автаркийная собственность — это собственность, имеющая «естественный» предел. Автаркия в полисе предполагает удовлетворение нужды не только и не столько в необходимом, сколько в прекрасном. Автаркия полиса это необходимые материальные условия, существующие ради прекрасного, т. е. ради духовного единства («согласия») граждан, ради удовлетворения моральной потребности в справедливости (Pol. 1252b30). Наконец, автаркия полиса основана, по Аристотелю, на сложной уравновешенности общественной структуры, на пропорциональном соотношении его групп. Однако значительную часть государственных функций Аристотель возлагает на тех, кто из числа граждан исключен. Возражая высказанной в «Государстве» Платона мысли о необходимости многочисленных специалистов-ремесленников для автаркии полиса, Аристотель акцентирует функции обеспечения «души», а не «тела» государства, а затем приписывает автаркийное бытие только тем, кто отправляет совершенно определенные функции, а именно функции «души»: «У кого есть возможность совместно участвовать в совещательной или судебной власти, того мы уже называем гражданином этого полиса, а полисом соответствующее количество таких [людей], достаточное для автаркии жизни». Т. обр., масса людей, чья деятельность обеспечивает экономическую сторону автаркии, не достигает высшей цели полиса совершенного образа жизни и счастья, ибо их деятельность не цель, а только средство для совершенной жизни других.
Итак, автаркия в полисе аналогична способности организма к поддержанию своей жизни замкнутого, отдельного существа; услуги рабов, ремесленников, наемных воинов и других неполноправных категорий населения аналогичны пище, воде и воздуху всему, что, находясь вне организма, питает его. Автаркия полиса-это зрелость человеческой общности, достигшая своего полного «природного» развития: полис, по Аристотелю, автаркийней домохозяйства, домохозяйство автаркийней одного человека. А цель всех этих общностей достигается только совершенным полисом. Все происходящее в соответствии с природой, по Аристотелю, достигает идеального состояния, таков и совершенный полис Аристотеля, напоминающий космос из «Тимея», и так же как космос, не имеющий внутри себя начала разложения, старения и умирания.
Эллинизм. Учение о полисной автаркии разрабатывалось Аристотелем накануне окончательного краха полисной системы и полисной независимости. За пределами полисной автаркии Аристотель оставил зверя и бога, автаркийных по-иному, без включения в полисный организм, именно такого типа автаркия стала предметом моральной и теологической трактовки в послеаристотелевскую эпоху: автаркия как самоограничение индивидуума, ориентированное на природу, а не цивилизацию, и автаркия как абсолютная полнота божества. Это была эпоха, когда только два социальных типа могли претендовать на такую автаркию: божественный царь, «владыка земли и моря», или «собака Диоген», как прозвали знаменитого киника.
В эллинистических философских школах автаркия могла принимать вид апатии, атараксии, апраксии и тем самым пониматься как исключительно внутреннее состояние, внутренняя свобода, не зависящая от случая и внешних условий, или допускать разницу между жизнью блаженной и наиблаженнейшей, которая предполагает наличие и внешних благ (Sen. Ер. 85, 18, Cic. Tusc. V 10, 29-30; Acad. II 131; 4, 6, 14; Clem. Strom. II 133) или друга у перипатетиков и Эпикура.
От этого круга представлений отходит Плотин, для которого автаркией обладает в полной мере только Единое, существующее из самого себя (Епп. V 3, 17. 1 ел.; VI 9, 6.16 и др.). Превосходна по автаркии и природа Блага (VI 7,23. 7). Ум уже обладает автаркией в меньшей степени, ибо нуждается в самом себе в мышлении и познании себя (V 3, 13). Если для стоиков равенство себе есть благо, то для Плотина Ум обладает благом и, значит, автарки-ен (V 3, 16. 30). Пафос человеческого самоосвобождения исчезает: человек не обладает самосущностью (VI 8,12), мудрец не имеет в самом себе основы бытия, доступная ему автаркия не абсолютна, она покоится на его причастности трансцендентному благу (I 4, 4-5; VI 8, 15). Вместо самозамкнутости эллинистического мудреца у Ямвлиха мудрец через молитву участвует в беседе божества с самим собой (De myst. 1.15). И в христианстве: освобождение через Христа не оставляет места гордыне собственной автаркии. Конечно, мученик с его способностью терпеть страдания похож на древнего киника, но вместо опоры на собственную добродетель он опирается на веру. Философы объявляют страдание ничем не отличимым от удовольствия, потому что это «безразличное», для христиан важна не сама способность быть равнодушным к физическим страданиям, блаженство дает только мучение за веру (напр., Lact. Inst. 3,27. 112). Освобождение от страстей дольнего мира строится не на силе собственной личности, а на любви к Богу. Добродетель не дает праведнику права на блаженство, верующий, грешник и праведник равно уповают на него как на милость и благодать. При описании внутренней свободы христианина от соблазнов и угроз мира часто возникает образ античного мудреца, но терпение в противоположность атараксии не составляет блаженства, а является только условием и не является самостоятельным деянием человека без божественного участия. Вместе с тем учение о свободе воли дает известный простор и рассуждениям в духе Климента о «гностике»: благодаря аскезе он достигает бесстрастия, которым Бог обладает по природе, и уподобляется Богу настолько, что «сам себя основывает и творит» (Clem. Strom. VII 3, 13. 3). По характеристикам оппонентов, опора на себя сближает пелагиан с античными мудрецами (Hier. Dial. с. Pelag. 133. 5). История автаркии как идеи представляет собою историю античной антропологии, которая от мысли о тотальной зависимости и несамодостаточности человека перешла к мысли о восполнении человека в социуме (полисе), с крушением полиса к проповеди внутренней свободы от мира, а затем к преодолению человеческой несамодостаточной природы через слияние с самодостаточным божественным началом в созерцании, молитве, вере.
Лит.: Festugière A.-J. Autarcie et communauté dans la Grèce antique, Idem. Liberté et civilisation chez les Grecs. P., 1947, p. 109-126; Wilpert P. Autarkie, RAC, Bd. I, 1950, col. 1039-1050; Wheeler M. Self-Sufficiency and the Greek City, JHI16, 1955, p. 416
Вопрос-ответ:
