Энциклопедия эпистемологии и философии науки - структурализм
Структурализм
С. как научная методология возник в лингвистике (Ф. де Соссюр, Р. Якобсон, Н. Трубецкой и др.). Лингвистика первой стала искать и выявлять в своем материале структуры, переходя от эмпирического сбора фактов к построению теорий, от диахронии (выяснение изменения отдельных фактов во времени) — к синхронии (изучение взаимодействия элементов в одновременности), от отдельного к общему, «инвариантному», относительно устойчивому. Распространение приемов лингвистического С. на др. области культуры породило в России концепцию Ю.М. Лотмана и труды Тартуской структурно-семиотической школы, а во Франции 1960-х гг. — структуралистскую переориентацию во многих науках — этнологии (К. Леви-Строс), психоанализе (Ж. Лакан), литературоведении (Р. Барт), истории науки (М. Фуко). Перенос методов был обусловлен тем, что лингвистика в тот период оказалась наиболее развитой областью гуманитарного знания, а язык выступил как наиболее надежный способ фиксации человеческой мысли и опыта. Однако ни у Леви-Строса, ни у Лотмана (с его программой «литературоведение должно быть наукой») лингвистическая методология не притязала быть философской и не подменяла собой философию.
Леви-Строс — единственный из всех упомянутых выше исследователей, кто открыто признавал себя структуралистом — использовал элементы лингвистической методологии для исследования бессознательных культурных систем первобытных народов. Основной процедурой стало вычленение в том или ином материале «бинарных оппозиций» (природа — культура, растительное — животное, сырое — вареное), анализ явлений культуры (напр., систем родства или мифов) как пучков смыслоразличительных дифференциальных признаков по модели фонемы у Якобсона. Все культурные системы жизни первобытных народов — правила браков, термины родства, мифы, ритуалы, маски — рассматриваются Леви-Стросом как языки, как бессознательно функционирующие означающие системы, как средства обмена сообщениями, передачи информации. На уровне философско-методологических обоснований концепция Леви-Строса обнаруживает те черты, которые с теми или иными уточнениями можно отнести и к франц. С. в целом как этапу развертывания структуралистской проблематики: это опора на структуру, язык, бессознательное в противоположность истории, субъекту, сознанию.
Лакан, провозглашавший «возврат к Фрейду», кладет в основу своей концепции бессознательного и работы с ним аналогию между структурами языка и механизмами действия бессознательного. Барт применяет некоторые приемы семиотического анализа к современному обществу. Он изучает не только строение литературных произведений, но и «социо-логику» в таких ее проявлениях, как мода, еда, структура города, журнализм и др. Фуко апробирует некоторые установки С. на материале истории науки. Так в «Словах и вещах» (1966) знаково-семиотические отношения становятся основой вычленения «эпистем» — инвариантных структур, определяющих основные возможности мысли и познания в тот или иной культурный период. При этом способы существования и пути познания «языка» определяют способы существования и познания «человека», а самодостаточное функционирование языка в современной культуре начинает вытеснять из нее образ человека (идеология «смерти человека»). Стремление к научности в различных областях гуманитарного познания в 1960-е гг. не было лишь внутренним делом этих дисциплин. Оно имело большой социальный резонанс. Важную роль в кристаллизации структуралистских идей и в заострении их мировоззренческого звучания сыграл анализ Л. Альтюссером идей К. Маркса периода «Капитала» (сходный интерес характерен и для ряда концепций в советском марксизме 1950—60-х). Идея множественной, структурной причинности (surdetermination) дала теоретическую опору антиэволюционистским антигегельянским построениям, а отказ от субъекта как основоположения всякого знания породил парадоксальные формулировки «теоретического антигуманизма».
Установки и тенденции С. были междисциплинарными и международными, но осуществлялись они каждый раз по-разному в различных обстоятельствах. В СССР структурно-семиотические исследования 1960-х были протестом против догматизма и одновременно субъективизма официальной науки. Во Франции 1960-х идейный климат был особенно благоприятным для широкого распространения структуралистских идей. В ситуации, когда идейный заряд экзистенциалистского и персонологического субъективизма был уже исчерпан, С. стал привилегированным средством для обозначения иной, более объективной, человеческой и философской позиции. Однако на рубеже 1960—70-х гг. социальная эмоция отхлынула от С, поиск структур уступил место постструктуралистским поискам всего того, что вырывается за рамки структур.
Итак, С. — не философия, а научная методология вместе с общим комплексом мировоззренческих представлений. В качестве научной методологии он (несмотря на весьма распространенное ныне мнение об обратном) сохраняет все свое значение. Франц. С. занимал место отсутствующего во Франции логического позитивизма, хотя в реальной практике воплощения своих идей имел с ним мало общего. В С. есть проблемные переклички с неорационализмом. С. содействовал видоизменению феноменологии в ее франц. версии: ввод языково-семиотической проблематики в анализ сознания побуждал к поиску взаимодействия объясняющих стратегий с понимающими.
КС. Автономова
Лит.: Структурализм: «за» и «против». М., 1975; Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках (Критический очерк концепций французского структурализма). М., 1977; Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму. М., 2000; Qu'est-се que le structuralisme? P., 1968; Structuralism and Since. From Levi-Strauss to Derrida. J. Sturrock (ed.). Oxford, 1979; Dosse F. Histoire du structuralisme. Vol. 1—2. P., 1991—92.
Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация»
И.Т. Касавин
2009
Вопрос-ответ:
