История философии - голос и феномен введение в проблему знаков в феноменологии гуссерля
Голос и феномен введение в проблему знаков в феноменологии гуссерля
е. исторически конституирована и демонстрирована только силой превосходства голоса', а это выступает 'трюизмом, который никогда не занимал переднего края феноменологической сцены'. Деррида далее продолжает: '...Что делает историю phone совершенно загадочной, так это тот факт, что она неотделима от истории идеализации, т.е. от 'истории разума', или от истории как таковой.
Для того чтобы действительно понять, где же лежит власть голоса и каким образом метафизика, философия и определение бытия как присутствия конституируют эпоху речи как техническое господство объективного бытия, чтобы правильно понять единство techne и phone, мы должны продумать объективность объекта. Идеальный объект самый объективный из объектов независимо от актов здесь-и-теперь и событий эмпирической субъективности, которая его интендирует, он может бесконечно повторяться, оставаясь тем же самым'. Продолжая линию рассуждений, Деррида констатирует: 'Будучи ничем за пределами мира, это идеальное бытие должно конституироваться, повторяться и выражаться в посреднике, который не уменьшает присутствия и самоприсутствия в тех актах, которые на него направлены, в посреднике, который сохраняет и присутствие объекта перед интуицией, и самоприсутствие, абсолютную близость актов самим себе.Идеальность объекта, которая является лишь его бытием-для неэмпирического сознания, может иметь выражение только в таком элементе, чья феноменальность не имеет мирской формы. Имя этого элемента голос. Голос слышим. Фонические знаки... слышатся субъектом, который предлагает их в абсолютной близости их настоящего'. Обозначая в указанном контексте тематизм 'следа' (см.
), Деррида пишет: 'Живое настоящее исходит из неидентичности самому себе и из возможности ретенционального следа. След не является атрибутом, мы не можем сказать, что само живое настоящее им 'изначально является'. Бытие-первичное должно быть помыслено на основании следа, а не наоборот. Это архиписьмо действует в источнике смысла. Смысл, будучи по природе темпоральным, как признает Гуссерль, никогда не есть просто присутствующее, он всегда уже вовлечен в 'движение' следа, т.е. на уровень 'значения'... Так как след является интимным отношением живого настоящего к своему внешнему, открытостью внешнему вообще, сфере не 'своего собственного' и т.д., то темпорализация смысла с самого начала является 'пространственной '. Как только мы допускаем пространственность и в качестве 'интервала', или различия, и в качестве открытости внешнему, то никакого абсолютно внутреннего уже не может быть, ибо само 'внешнее' проникло в то движение, посредством которого возникает внутреннее непространственного, которое называется 'временем', которое конституируется, 'представляется'. По мысли Деррида, феноменология оказывается не в состоянии взломать метафизический горизонт: 'Мы рассмотрели систематическую взаимозависимость понятий смысла, идеальности, объективности, истины, интуиции, восприятия и выражения. Их общая матрица бытие как присутствие: абсолютная близость самоидентичности, бытие-перед объектом, доступное повторению, сохранение темпорального настоящего, чьей идеальной формой является самоприсутствие трансцендентальной жизни... Живое настоящее, понятие, которое не могло быть расчленено на субъект и атрибут, является поэтому концептуальным основанием феноменологии метафизики. (...) В метафизике присутствия, в философии как познании присутствия объекта, как бытия-перед-собой знания в сознании мы верим просто-напросто в абсолютное знание как закрытие, если не конец истории.И мы верим, что такое закрытие произошло. История бытия как присутствия, как самоприсутствия в абсолютном знании... эта история закрывается. История присутствия закрывается, ибо история никогда не означала ничего иного, как презентации Бытия, произведения и воспоминания бытия в присутствии, как познания и господства. Так как абсолютное само-присутствие в со-знании есть бесконечное призвание полного присутствия, то достижение абсолютного знания есть конец бесконечного, которое могло быть лишь единством понятия logos... Следовательно, история метафизики может быть выражена как развертывание структуры или схемы абсолютной воли-слышать-свою-речь... Голос без различия, голос без письма является сразу и абсолютно живым и абсолютно мертвым'.
Позже, в сборнике собственных интервью 'Позиции' (1972) Деррида отметит: 'Все эти тексты /книги последних лет А.Г./, годящиеся, наверное, быть предисловием, бесконечным, к другому тексту, который я очень хотел бы однажды иметь силы написать, или еще эпиграфом к какому-то другому, на который у меня никогда не наберется смелости, только то по сути и делают, что комментируют фразу о лабиринте шифров, выделенную в Голосе и феномене'.
Деррида имел в виду следующие рассуждения: '...мы должны найти другие имена взамен знака и репрезентации. Мы действительно сможем пользоваться новыми именами, если поймем как 'нормальное' и предизначальное то, что Гуссерлю, как он верил, надо было изолировать как частный и случайный опыт, как что-то зависимое и вторичное,т.е. неопределенный дрейф знаков, как блуждание и перемену декораций, сцепляющее репрезентации между собой без начала или конца. Никогда не существовало никакого 'восприятия', а 'презентация' это репрезентация репрезентации, которая стремится к себе, а следовательно, к своему собственному рождению или к своей смерти.Все, несомненно, имеет начало в следующем смысле: Упомянутое имя напоминает нам о Дрезденской галерее... мы бродим по комнатам... картина Теньера... изображает картинную галерею... Картины этой галереи могли бы, в свою очередь, изобразить другие картины, которые в свою очередь выставили читаемые подписи, и т.д. /фрагмент из 'Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии' Гуссерля -А.
Г./. Конечно, ничто не предшествует этой ситуации. Несомненно, ничто ее не прекратит. Она не охватывается, как бы Гуссерль этого ни хотел, интуициями и презентациями... Галерея это лабиринт, который содержит в себе свои собственные выходы'. .