Энциклопедия Брокгауза и Ефрона - траур

(от немецкого trauern — горевать, оплакивать) — форма внешнего выражения горести, вызванной утратою близкого существа, общественным бедствием, смертью крупного государственного или общественного деятеля. Траурные обычаи, у народов цивилизованных, выродившиеся в простой церемониал, некогда были живым культурным институтом, полным смысла и значения. Замечательно почти полное тожество траурных обычаев у народов самых различных рас, отдаленных по географическому своему распространению и далеких друг от друга по степени культуры. Почти универсальны такие обычаи, как ношение одежды особого цвета, раздирание одежды, отрезывание волос, самоизувечения всех видов, нанесение себе ран, посты, самоубийства, громкие причитания и восхваления покойника, периодичность Т., очищение от Т., множество табу (см.), связанных с Т., и т. п. Первичная причина универсальности этих обычаев кроется в тожестве человеческой природы.

Такая сильная эмоция, как смерть близкого существа, должна вызывать в непосредственной натуре первобытного человека неудержимую потребность дать исход и внешнее выражение своему чувству. Чисто эмоциональные приступы горя, когда над свежим трупом дорогого человека бьются головой об стену, рвут на себе волосы и т. д., можно наблюдать и в нашей среде. Совершенно естественно и желание вслух выразить свое горе, поделиться им с другими, проявить свою симпатию к покойному прославлением его лучших сторон и т. д. Отсюда уже близко к причитаниям, плачам, славословиям и т. д. Большое значение имеют, далее, воззрения первобытного человека на смерть. С тех пор, как человек стал хоронить своих покойников, т. е. еще с неолитического периода, смерть представлялась ему не окончательным прекращением жизни, а моментом перехода к другой жизни, такой же материальной, как земная. Покойник, лежащий с виду бездыханным трупом, на самом деле слышит и видит, живет полной физиологической и душевной жизнью и нуждается поэтому не только в одежде, оружии, припасах для далекого путешествия. но и в сочувствии окружающих. Поэтому, первые выражения скорби близких людей естественно принимают форму громких бесед с покойником, сетований о разлуке, жалоб на одиночество, беспомощность, прославления подвигов и добрых дел покойного. Отсюда те ритуальные причитания, плачи, прекрасные поэтические образцы которых находим в Библии (плач Давида над Саулом), у Гомера (плач Ахилла над гробом Патрокла) и во всех памятниках народной поэзии. Дикарю часто представляется мысль, что покойника можно вернуть еще к этой жизни, стоит только употребить энергичные меры для того, чтобы далеко отошедшая душа снова вернулась в тело. Этим объясняются не только такие факты, как битье покойника, громкое окликание его по имени (у современных евреев это называется abrufen), искушение его любимыми блюдами, выставлением напоказ всех его драгоценностей, но и целый ряд других фактов, непосредственно относящихся к Т., как исступленные крики, нанесение себе ран и т. п. действия, которые имеют целью вызвать жалость покойника к живым и побудить его вернуться к своим близким. Так, у негритянских племен Ewe на Невольничьем берегу, при первом известии о смерти близкого человека, женщины с плачем и завываниями подвергают себя всяческим истязаниям, умоляя душу покойника вернуться и воскресить его тело; это продолжается до тех пор, пока труп не начинает разлагаться (Ellis, "Ewe speaking Peoples", 156, 157). На Золотом берегу вокруг покойника расставляют самые драгоценные его вещи, ставят перед ним его любимые блюда. Даже в Китае, когда кто-нибудь умирает, взбираются да крышу его дома и протяжно выкликают. "Вернись, такой-то"! Обряд пощения в честь умерших встречается у самых различных народов (на островах Самоа, в Африке, у древних египтян и евреев; ср. пост Давида по поводу смерти Саула и Ионафана) и, по-видимому, первоначально носил характер угрозы уморить себя голодом, если покойник не одумается и не вернется к жизни. Посты в честь умершего могли также иметь целью вызвать экстазы и видения, во время которых возможно общение с душой покойника. Обычными дарами покойнику были волосы и кровь близких людей. У Гомера Ахилл, прощаясь с Патроклом, кладет в руку своего умершего друга локон своих волос, а мирмидоняне осыпают все тело героя своими волосами. Египтяне во время Т. выбривали себе ресницы. Об обычае срезывать волосы у евреев свидетельствует Библия. Этнографы и историки нашли этот обычай во всех частях света (фиджийцы, тасманийцы, гунны, албанцы, гавасы, малайцы, сев.-амер. индейцы, бассуты, галласы и т. д.). Приношения крови не менее обычны. На о-вах Тонга наносят себе раны в голову и режут себе тело ножами, раковинами, копьями, дубинами. На Самоа бьют себя по голове камнями, пока не потечет кровь. Библейский запрет: "Вы не должны делать никаких разрезов на вашей плоти ради покойников, ни запечатлевать знаки на себе" свидетельствует о широком распространении обычая, объясняется это тем, что кровь и волосы универсально считались основными элементами жизни; принесение их в жертву рассматривалось либо как средство оживить покойника, либо как ценный для него дар в его дальнейшей жизни (Джевонс, Робертсон Смит). Военные обычаи и институт рабства, в связи с появлением военачальников, облеченных неограниченной властью и изменением в строе семьи, внесли в траурные обычаи новый элемент, ничего общего не имевший с естественными эмоциональными мотивами: приношение в жертву людей, систематические самоубийства и самоизувечения. Признавалось, что вождь, окруженный при жизни сотнями рабов и невольниц, привыкший украшать себя и свой дом трофеями из человеческих костей, и на том свете должен быть обставлен так же, как при жизни. У маленьких племен эти кровавые обычаи ограничиваются немногими жертвами (напр., у племени вадо вождь хоронится вместе с невольником и невольницей, первый с топором в руках, для того, чтобы рубить дрова своему господину, вторая — держа голову господина на своих коленях); у более крупных народов они обращаются в настоящую бойню. Король дагомейский, напр., должен войти в страну смерти с целым двором — сотнями жен, евнухов, певцов, барабанщиков и солдат; кроме того, его периодически продолжают снабжать новыми слугами, устраивая кровавые поминки; каждый день убивается военнопленный, который посылается с донесениями к покойнику от короля. В Монголии, во времена Марка Поло, во время похорон крупного хана убивались все, встречавшиеся на пути кортежа, и им говорили; "Идите служить своему господину!". Из подобных обычаев выработался обычай добровольного самоубийства. Подобные обычаи человеческих жертв были известны в более или менее широких размерах даже у греков, римлян, германцев, персов и т. д. Главная тяжесть этого обычая, после рабов, падала на женщин, как лиц, приравнивавшихся к рабам. Мужчины же и в других траурных обычаях принимали меньшее участие; переживание этой неравноправности мы видим и у классических народов. Обычай брать трофеи (см.) в виде отрубленных удобоносимых частей тела (скальпа, пальцев и т. п.), а также обычай выражать свое подчинение самоизуродованием, создал траурный обычай, состоявший в том, что оплакивавшие всячески увечили себя, чтобы снабдить покойника трофеями и вместе с тем этим проявить свои подданнические чувства к своему повелителю. Самой обычной формой такого увечения было отрезание пальцев. Кровавые обычаи первоначально практиковались только при публичном Т., по случаю смерти начальника, но постепенно они стали обычными спутниками всякого семейного Т. (сожигание вдов, отрезание у них суставов и т. д.; см. Вдова). С Т., как со всяким первобытным религиозно-социальным институтом, связан целый ряд обычаев, подходящих под общую категорию табу (см.). Как в табу вообще соединены два противоположных принципа — святости и нечистоты, так, в частности, эту двойственность мы видим в траурном табу. С одной стороны, покойник является как бы нечистым, и все прикосновенное к нему подлежит очищению; с другой, дни Т. считаются священными и на них распространяются все запреты великих религиозных или публичных табу. В Полинезии, напр., в дни Т. объявлялись такие же табу, как в самых торжественных случаях: запрещалось приготовление пищи, зажигание огня, выход из дому, произведение шума. У современных евреев, помимо других характерных обычаев Т., первый восьмидневный Т. сопровождается абсолютным запретом выхода из дома, обязательным сидением на полу, прекращением всякой работы; кроме того, запрещается умываться, стричь волосы и ногти — обычаи, типичные для табу. Самым характерным траурным табу, сохранившимся до наших дней и у народов цивилизованных, является ношение специальной одежды определенного цвета. В Европе принят цвет черный, в Китае — белый, в Турции — синий или фиолетовый, в египте — желтый, в древней Эфиопии — серо-землистый и т. д. У первобытных народов отсутствует строгая регламентация цвета, но употребление особой траурной одежды весьма обычно, точно так же, как вообще пренебрежение к костюму. У плем. манганья (южн. Африка), вместо изменения костюма, обыкновенно обертывают голову пальмовыми листьями и носят их до тех пор, пока они не поблекнут, чем и кончается Т. — Многие, как, напр., Деникер, склонны объяснить все подобные изменения во внешности желанием запугать злого духа или замаскировать себя, чтобы не быть узнанным; но действительный генезис употребления специальной траурной одежды заключается, как это справедливо замечает Джевонс, в табу, сообщаемом покойником всем окружающим, а через них и посторонним лицам. Всем соприкасавшимся с покойником необходимо было уберечь от осквернения свою повседневную одежду и вместе с тем предостеречь посторонних от прикосновения к лицам, находящимся в состоянии Т. Обеим целям удовлетворяло употребление специальной одежды необычного цвета, которая резко бросалась в глаза посторонним и которую, по окончании Т., можно было оставить, как нечистую. Подтверждение этого взгляда мы видим в том, что во многих местах по окончании Т. траурную одежду уничтожают (напр. у негров Золотого берега). Другие современные обычаи, как постановка памятников, траурная музыка в похоронных картежах, поминальные обеды, периодические поминки, обряжение покойника в лучшие одежды, пышность похорон, траурное облачение прислуги, траурной колесницы и лошадей — составляют переживание соответственных примитивных обычаев дикаря и варвара. Памятники ведут свое происхождение от обычая как можно больше насыпать земли над могилой для лучшего сохранения тела покойника от диких зверей или от обычая строить специальные дома, куда душа покойника могла бы являться для принятии пищи и питья; траурная музыка — от обычая ритмического оплакивания (еще и теперь в Японии оплакивание происходит под аккомпанемент флейт, как в древней Греции); поминальные обеды — от пиршеств с предполагаемым участием покойников; строго установленная продолжительность Т. и периодичность поминок — от воззрения, что двойнику покойника требуется определенное время, пока он доберется до нового местожительства, и в это время он нуждается в пище, питье и одежде; пышное обряжение покойника — от необходимости пустить его в новый мир в наиболее подобающем его достоинству виде и т. д. Современный траурный ритуал в Европе обратился в простой этикет, который, тем не менее, особенно в богатых классах, не только не падает, но даже развивается, как все внешние проявления тщеславия. В общем, современный ритуал Т. покоится на еврейско-римских обрядах, несколько видоизмененных под влиянием новых социальных условий. До второй половины XVIII стол. во Франции не носили Т. по детям, как в древнем Риме. Еще до сих дор в Европе для женщин Т. более обязателен, чем для мужчин, как в Риме, где соблюдение Т. для мужчин было чисто факультативное. Римский публичный Т. еще жив в официальном Т. военных, при дворе и т. д. Публичные Т. были провозглашены, напр., в Америке — по случаю смерти Франклина и Вашингтона, во Франции — по случаю смерти Лафайета. — Т. трактуется во всех общих сочинениях по социологии, истории культуры и религии. Особенно см. Спенсер, "Основания социологии"; F. Jevons, "Introduction to the history of religion" (Л., 1896); J. G. Frazer, "The golden bough.".

Л. Ш—г.

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон

1890—1907