Энциклопедия постмодернизма - автор

парадигмальная фигура отнесения ре-зультатов той или иной (прежде всего творческой) дея-тельности с определенным (индивидуальным или кол-лективным) субъектом как агентом этой деятельности (греч. autos сам); характерна для культурных традиций определенного типа, а именно: с выраженной до-минантой ориентации на инновации (лат. augere рас-ти, приумножаться).

Максимальное свое проявление обретает в культурах западного образца начиная с античности, в силу акцентирования в ней субъект-ной составляющей деятельности в целом и фокусиров-ки внимания на активности целеполагающего субъекта в частности. На уровне мышления повседневности это проявляется в практикуемой обыденным языком фор-муле так называемого "примысленного субъекта" в грамматических конструкциях, передающих ситуацию безличного процесса [в диапазоне от древнегреческого "Зевс дождит" до современного английского "it is raining", в отличие от семантически изоморфных, но структурно принципиально иных "дождит" (русск.

), "хмарыцца" (бел.), "ploae" (молд.) и т.п.]. На уровне концептуальных культурных образований данная уста-новка проявляется в особом типе структурирования фи-лософских моделей мироздания, предполагающих фик-сацию изначального субъекта инициатора и устрои-теля космогенеза, трактуемого в данном случае в каче-стве целенаправленного процесса деятельности данно-го субъекта, даже при условии очевидной эволюцио-нистской ориентации концепций: от известной критики Платона в адрес Анаксагора по поводу недостаточной амортизации введенного им концепта "нус" до парадигмальных установок деизма.

Дифференцируясь в раз-личных исторических типах культур, А. может обретать статус субъекта присвоения определенного продукта (феномен авторского права) или объекта инкриминирования определенной (сопряженной с последствиями функционирования этого продукта в социальном кон-тексте) вины: ср. двойную семантику англ. author как "творец" и как "виновник".

В традициях, опирающихся на мощную социальную мифологию (от христианизи-рованной средневековой Европы до тоталитарных ре-жимов 20 в.), фигура А. обретает особый статус, высту-пая гарантом концептуальной и социальной адаптивно-сти идеи. В качестве философской проблема А. кон-ституируется уже в поздней античности (в неоплато-низме) как проблема идентификации письменных текстов: прежде всего, гомеровских и текстов Платона.

Значительное развитие получает в рамках христиан-ской экзегетики, где разрабатывается каноническая си-стема правил авторской идентификации текста, осно-ванная на таких критериях, как: качественное (в оце-ночном смысле) и стилевое соответствие идентифици-руемого текста с уже идентифицированными текстами определенного А.; доктринальное непротиворечие это-го текста общей концепции А.

, которому приписывает-ся данный текст; темпоральное совпадение возможно-го хронологического отрезка написания данного текста, определяемого как содержательно (по упоминаемым в тексте реалиям), так и формально (по показателям языкового характера), с периодом жизни субъекта адре-сации данного текста (Иероним).

В рамках герменевти-ческой традиции А. обретает статус ключевой семанти-ческой фигуры в процессе интерпретации текста: пони-мание последнего полагается возможным именно (и лишь) посредством реконструирования исходного ав-торского замысла, т.е. воспроизведения в индивидуаль-ном опыте интерпретатора фундирующих этот замысел фигур личностно-психологического и социокультурно-го опыта А.

, а также сопряженных с ним смыслов. В хо-де разворачивания традиции философской герменевти-ки данная установка эволюционирует в режиме crescendo от выделения специального "психологиче-ского аспекта интерпретации" в концепции Дильтея до обоснования "биографического анализа" как тоталь-но исчерпывающей методологии интерпретации у Г.

Миша. Философская традиция аналитики текстовых практик (рассказов) эксплицитно фиксирует особый статус А. как средоточия смысла и, что было оценено в качестве фактора первостепенной важности, носителя знания о предстоящем финале истории (см. Нарратив). По последнему критерию А. радикально отличается от другого выделяемого в контексте нарратива субъекта его "героя", который, находясь в центре событий, тем не менее, лишен знания тенденции их развития и пред-ставлений о перспективах ее завершения (Бахтин о вы-раженном в приеме непрямой речи различии А.

и пер-сонажа в случае ведения повествования от первого ли-ца; Аренд о фигуре хора в греческой трагедии как вы-ражающего позицию А. как содержательно объективи-рованную, в отличие от позиций персонажей как вы-ражающих субъективную идентификацию; Ингарден о деятельности историка как авторского "внесения фабу-лы" в историческое повествование; Ф.

Кермоуд о фун-даментальном для наррации "смысле завершения" и т.п. ср. с платоновским сравнением не видящего конца своего пути человека с марионеткой в руках все-видящих богов, играющих с ним и по своему усмотре-нию моделирующих финал игры). Сопряжение с фигу-рой А. такой функции, как предвидение финала, прояв-ляется в различных областях европейской культуры как в очевидно телеологически артикулированных (христианская идея Провидения), так и предельно да-леких от телеологии (например, идея А.

Смита о "не-видимой руке", ведущей меновой рынок к определен-ному состоянию). В философии постмодернизма по-нятие "А." переосмыслено в плане смещения акцента с индивидуально-личностных и социально-психологи-ческих аспектов его содержания на аспекты дискур-сивно-текстологические. В границах такого подхода имя А. обретает совершенно особый статус: при сохра-нении всех параметров индивидуализации (ибо имя А.

сохраняет все характеристики имени собственного), имя А., тем не менее, не совпадает ни с дескрипцией, ни с десигнацией (ибо сопрягает имя собственное не столько с персоной, сколько с адресуемым этой персо-не текстовым массивом, помещая в фокус внимания не биографию индивида, а способ бытия текстов). Более того, А., с этой точки зрения, отнюдь не тождественен субъекту, написавшему или даже непосредственно под-писавшему тот или иной текст, т.

е. фигура А. может быть атрибутирована далеко не любому тексту (напри-мер, деловой контракт, товарный реестр или запись о на-значенной встрече) и более того не любому произ-ведению (ибо само понятие произведения подвергается в постмодернизме не только проблематизации, связан-ной со сложностью определения и выделения произве-дения как такового в массиве текстового наследия того или иного А.

, но и радикальной критике см. Конст-рукция). В данном контексте фигура А. мыслится пост-модернизмом как не фиксируемая в спонтанной атрибу-ции текстов некоему создавшему их субъекту, но требующая для своего конституирования особой проце-дуры (экзегетической по своей природе и компаратив-ной по своим механизмам), предполагающей анализ текстов в качестве своего рода дискурсивных практик.

А., таким образом, понимается "не как говорящий инди-вид, который произнес или написал текст, но как прин-цип группировки дискурсов, как единство и источник их значений, как центр их связности" (Фуко). Или, иначе, "автор это принцип некоторого единства письма", и фигура А. "характерна для способа существования, об-ращения и функционирования дискурсов внутри того или иного общества" (Фуко).

Центральными функци-ями А., понятого подобным образом, выступают для постмодернизма: 1) классификация (разграниче-ния и группировки) текстов, 2) установление отноше-ний (соотношений) между текстовыми массивами, 3) выявление посредством этого определенных способов бытия дискурса. (По оценке Фуко, "Гермеса Трисмегиста не существовало, Гиппократа тоже в том смысле, в котором можно было бы сказать о Бальзаке, что он су-ществовал, но то, что ряд текстов поставлен под одно имя, означает, что между ними устанавливаемо отноше-ние гомогенности или преемственности, устанавливае-ма аутентичность одних текстов через другие, или отно-шение взаимного разъяснения, или сопутствующего употребления".

) Постмодернизм выделяет А. двух типов, дифференцируя А., погруженного в определенную дискурсив-ную традицию, с одной стороны, и А., находящегося в так называемой "транс-дискурсивной позиции", с дру-гой. Последний характеризуется тем, что не только выступает создателем своих текстов, но и инспирирует возникновение текстов других А.

, т.е. является зачинате-лем определенного (нового по отношению к наличным) типа дискурсивности. Фуко называет такого А. istraurateur (учредитель, установитель) в отличие от fondateur (основателя), т.е. основоположника традиции дис-циплинарного знания, предполагающей на всем про-тяжении своего развития сохранение доктринальной идентичности.

Istraurateur же не только создает своим творчеством возможность и парадигмальные правила образования других текстов строго в границах конституируе-мого типа дискурса, но и открывает простор для формирова-ния текстов принципиально иных, отличных от произве-денных им и могущих входить с последними в концеп-туальные противоречия, но, однако, сохраняющих ре-левантность по отношению к исходному типу дискурса.

В качестве примера А. подобного типа Фуко называет Фрейда и Маркса, ибо, по его оценке, в рамках традиций как психоанализа, так и марксизма имеет место не про-сто игра по сформулированным их основоположниками правилам, но "игра истины" в полном смысле этого сло-ва, предполагающая при радикальной трансформа-ции исходных содержательных оснований регу-лярное "переоткрытие А.

", "возврат" к его дискур-су, осуществляющийся "в своего рода загадочной стыковке произведений и А." (Фуко). Наряду с подоб-ным переосмыслением, фигура А. в контексте филосо-фии постмодернизма подвергается также радикальной критике. В рамках парадигмальных установок постмо-дернизма фигура А. воспринимается сугубо негативно, а именно: как референт внетекстового (онтологически заданного) источника смысла и содержания письма, как парафраз фигуры Отца в его классической психоана-литической артикуляции (см.

Анти-Эдип), как символ и персонификация авторитета, предполагающего наличие избранного дискурса легитимации и не допускающего варьирования метанаррации, а также как средоточие и метка власти в ее как метафизическом, так и непосред-ственно социально-политическом понимании. Таким образом фигура А. фактически оказывается символом именно тех парадигмальных установок философской классики и модернизма, которые выступают для фило-софии эпохи постмодерна предметом элиминирующей критики, что находит свое разрешение в артикулируе-мой постмодернизмом концепции "смерти А." (см. так-же Смерть субъекта). М.А. Можейко .