Философская энциклопедия - герменевтика философская
Герменевтика философская
ГЕРМЕНЕВТИКА ФИЛОСОФСКАЯ — направление
западной, преимущественно немецкоязычной, философии. У истоков этого течения (называемого также герменевтической философией) лежит “Бытие и время” М. Хайдеггера, а также ряд его работ 1950-х гг.; концептуальное же развертывание философская герменевтика получила в работе Х.-Г. Гадамера “Истина и метод”.
Согласно подходу Хайдеггера, развитому в “Бытии и времени”, феномен понимания следует рассматривать не в теоретико-познавательной, а в онтологической плоскости. Человеческое бытие (Dasein) есть с самого начала бытие понимающее. Именно благодаря изначально присущему Dasein пониманию бытия в принципе возможно додискурсивное “раскрытие” мира. Анализ процесса этого раскрытия Хайдеггер называет “герменевтикой фактичности”. Задача такой герменевтики—истолкование изначально заложенного в человеческом бытии понимания бытия (Seinsverstдndnis). Стремясь в поздний период своего творчества (со 2-й пол. 1930-х гг.) освободить “фундаментальную онтологию” от экзистенциалистских обертонов, Хайдеггер ведет речь о понимании не в связи с человеческим бытием, а в связи с “историей бытия”, раскрытием которой является язык. Герменевтическая работа должна состоять в том, чтобы способствовать этому раскрытию.
Герменевтика, т. о., есть собственно философия. Эти хайдеггеровские мысли, равно как и основоположения его “фундаментальной онтологии”, нашли развитие в трудах Гадамера. Последний разрабатывает философскую герменевтику Хайдеггера применительно к традиции герменевтики как теории интерпретации текстов. Для него, как и для Хайдеггера, понимание есть форма первичной данности мира человеку. Оно не просто лежит в основе нашего отношения к тем или иным текстам, но в основе нашего отношения к миру. Человеческое бытие как бытие-в-мире изначально находится в ситуации понимания. Истолкование последней и составляет подлинную задачу герменевтики. Тем самым истолкованию (интерпретации) придается особый статус: в ходе истолкования дело идет не только — и не столько — о тех или иных объективациях культуры, сколько о нас самих. Это положение не следует трактовать как декларацию субъективизма. Высшая цель философской герменевтики—с серьезностью отнестись к заключенному в тексте содержанию, дать ему сообщить то, что он имеет сообщить, а смысл этого сообщения не сводить ни к замыслу автора, ни к субъективным потребностям читателя. Переориентируя истолкование с психологической реконструкции на внеположную субъективности “предметность” (Sachlichkeit), Гадамер демонстрирует верность своего подхода требованию феноменологии вернуться к “самим вещам”, гуссерлевскому “zur Sache selbst!”.
Размышлениями позднего Хайдеггера о языке инспирирована выдвигаемая Гадамером философия языка, нашумевший тезис которой гласит: “Бытие, которое может быть понято, есть язык”. Именно благодаря языку традиция существует как живой континуум. В медиуме языка становится возможным то, что Гадамер называет “исторически-действенным сознанием”: понимаемое нами произведение, сколь бы исторически далеким от нас оно ни было, вступает с нами в диалог и тем самым оказывается частью “события традиции” (равным образом частью этого события является и наша интерпретация).
Разрыв между традиционной герменевтикой, т. е. герменевтической традицией, как она развивалась от Ф. Шлейермахера и В. Дильтея до Э. Бетти включительно, и философской герменевтикой достаточно очевиден. Если в традиционной герменевтике понимание выступает как методологическая, то в философской—как онтологическая категория. Если цель традиционной герменевтики — методически выверенная реконструкция объективированных смысловых интенций, то цель философской герменевтики — анализ структуры герменевтического опыта под углом зрения раскрытия заключенного в нем “мироотношения” (Weltverhдltnis), т. е. человеческого отношения к миру. С середины 1970-х гг. (не в последнюю очередь в связи с переводом книги Гадамера “Истина и метод” на англ. язык) начинается “герменевтический бум”, затронувший, кроме европейских стран, США и Канаду. При этом идеи Гадамера наиболее интенсивно осваиваются не столько философами, сколько литературоведами, литературными критиками и искусствоведами. В сфере философии влияние Гадамера ограничивается преимущественно немецкоязычным пространством (М. Франк, Р. Виль, Р. Бубнер и др.). В числе мыслителей, воспринявших импульс философской герменевтики, следует назвать австрийского теолога Э. Корета, использующего положения “экзистенциальной герменевтики” (или “герменевтической феноменологии”) Хайдеггера и Гадамера для модернизации неотомистской антропологии. Своеобразную версию философской герменевтики предложил П. Рикёр. Он приходит к герменевтике из феноменологии, и в частности из феноменологии религиозного опыта. Важнейший элемент последнего — феномен греховности. Поскольку артикуляцией феномена греховности является признание, которое есть не что иное, как языковое событие, перед феноменологом встает задача интерпретации. Это, во-первых, интерпретация символов греха и вины, а во-вторых,—мифов о грехопадении и избавлении.
Герменевтический проект Рикёра (так же, как и герменевтика Гадамера) опирается на “Бытие и время” Хайдеггера. Но если Хайдеггер, введя онтологическое понятие понимания, проложил “короткий путь к Бытию”, то герменевтика, разрабатываемая Рикёром, идет к Бытию, т. е к онтологии, “длинным путем”. Задача такой герменевтики—раскрытие структур значения, обладающих избыточностью. Такими структурами являются символы. Выделяются три основных типа символов — “космические”, или иерофанические (составляющие предмет феноменологии религии), символы сновидения, или “онирические” (составляющие предмет психоанализа), и поэтические (составляющие предмет литературной критики). Герменевтическое истолкование нацелено на то измерение символа, которое, находя выражение в языке, не полностью тождественно этому выражению; несводимый к языку остаток—мощное и действенное в символе—требует установления обратной связи между языком;и опытом, связи между сферой языка и конституцией живого опыта. Установление такой связи—важнейший момент герменевтики. Т. о., в отличие от Гадамера, в конечном итоге сводящего герменевтический опыт к языковому опыту, Рикёр перенацеливает герменевтику на интерпретацию внеязыковых феноменов. Герменевтика должна поэтому вступить в продуктивный диалог с теориями интерпретации, поставляемыми такими направлениями исследования; как психоанализ и структурализм. Общее между ними состоит в том, что конституирование смысла они возводят к некоей независимой от субъекта бессознательной инстанции (динамика влечений в первом случае, структуры языка—во втором). Размежеванию с психоанализом посвящена работа Рикёра “Об интерпретации. Эссе о Фрейде” (1965), размежеванию со структурализмом (а также с аналитической философией—сборник статей “Конфликт интерпретаций” (1969). Если герменевтика — это теория правил, которым подчиняется интерпретация символов, то психоанализ может рассматриваться как разновидность герменевтики. Расшифровка символов сновидений в психоанализе чрезвычайно важна, поскольку демонстрирует связь последних с архаическими структурами, однако недостаточна потому, что не идет к более глубоким слоям символического. Недостаточность структуралистского подхода Рикёр демонстрирует, критикуя представление о языке как о замкнутой системе, как бы независимой от говорящего субъекта. Структурализм, по сути, ограничивается проблематикой “семиологии” (рассматривающей знаки как элементы системы) и не выходит на уровень “семантики” (рассматривающей знаки как элементы дискурса). Будучи “семантикой многозначных выражений”, герменевтика, по Рикёру, обладает неоспори
мым преимуществом также и перед аналитической философией, пытающейся перестроить живой язык в соответствии с той или иной идеальной моделью. Высшая цель “универсальной герменевтики”, построить которую Рикёр намерен на основе синтеза достижений различных частных типов интерпретации, — воссоединение утраченного единства человеческого языка.
Современные исследователи пытаются переосмыслить герменевтическое наследие Дильтея, поместив его в контекст философской герменевтики. Так, О. Ф. Больнов продемонстрировал продуктивность идей Дильтея для разработки т. н. “герменевтической логики”. Фундаментальным трудом в этой области стала работа X. Липпса “Исследования по герменевтической логике” (Untersuchungen zu einer hermeneutischen Logik, 1938), хотя, как показали новейшие разыскания (Ф, Роди, А. Хардт), пионером в этой области был русский философ Г. Г. Шпет. Именно он, опираясь на Дильтея, в рукописях книг 1916—18 (“История как проблема логики” и “Герменевтика и ее проблемы”) впервые поставил вопрос о необходимости расширения сферы логического и о включении в эту сферу внедискурсивных и сверздискурсивных форм артикуляции смысла. Философская герменевтика, будучи составной частью “экзистенциально-феноменологического” направления современной западной философии, сохраняет за собой значительное влияние. Среди многочисленных сторонников философской герменевтики на американском континенте выделяются Ж. Гронден (Канада), Ф. Деллмайер, Т. Кизил, Дж. Ворнке, Р. Пальмер (США). Отдельные положения этого направления оказали ощутимое воздействие на литературоведение (X. Р. Яусс, В. Изер) и искусствознание (Э. Штайгер, Г. Бём). Эвристический потенциал философской герменевтики признается многими мыслителями, не разделяющими ее исходных установок (Ю. Хабермас, К.-0. Апель и др.).
Лит.: Гадамер Х.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991; Рикёр П. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера. М., 1996; Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993; Михайлов А. А. Современная философская герменевтика. Минск, 1986; Bubner R., Kramer K., Wel R. (Hg.). Hermeneutik und Dialektik, Bd 1—2. Fr./M., 1976; Grondin ]. Hermeneutische Wahrheit? Königstein, 1982; Koreth E. Grundfragen der Hermeneutik: ein philosophischer Beitrag. Freiburg etc., 1969; Foggeler 0. Heidegger und die henneneutische Philosophie. Freibuig—Münch., 1983; Henneneutics and Modem Philosophy. N. Y., 19S6.
В. С. Малахов
Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль.
Под редакцией В. С. Стёпина.
2001.