Философская энциклопедия - гуссерль

ГУССЕРЛЬ

(Husserl) Эдмунд (1859-1938) — нем. философ, основатель феноменологии. Род. в еврейской семье, жившей в Просснице (ныне Простеёв, Чешская Республика). С 1876 по 1878 изучал астрономию, математику, физику в Лейпцигском ун-те, затем в Берлине — под руководством К. Вейерштрасса и в Вене в 1881—1882. Большую роль в филос. судьбе Г. сыграл Т. Массарик (позднее — первый президент Чехословакии), под влиянием которого Г. стал посещать лекции Ф. Брентано в Вене (1884—1886), что определило его поворот от математики к философии. Под руководством ученика Брентано К. Штумпфа Г. подготовил и защитил диссертацию «О понятии числа. Психологический анализ». Круг влияний, которые испытал Г. в разное время, весьма широк: Р. Декарт, Дж. Локк, Г.В. Лейбниц, Д. Юм, И. Кант, Б. Болъцано, В. Дильтеи, П. Наторп и др. Преподавал в ун-тах Галле (1887— 1901), Геттингена (1901 — 1916) и Фрайбурга (1916-1928). С приходом к власти национал-социалистов Г. оказался в определенной изоляции. После смерти Г. его архив, насчитывающий 40 000 страниц рукописей, написанных стенографическим способом, был тайно переправлен в Бельгию.

Первая крупная работа Г. «Философия арифметики» (1891), в которой была сделана попытка (в период полемики с психологистами критически оцененная самим Г.) психологического обоснования основных математических понятий. На рубеже веков основной интерес Г. сосредоточился на проблеме «чистой логики», в результате чего появилась его первая собственно феноменологическая работа — «Логические исследования» (Logische Untersuchungen. 1900—1901. Bd I—II; рус. пер.: Логические исследования. Пролегомены к чистой логике. СПб., 1909. Ч. 1; Логические исследования. Т. П. Ч. 1. Исследования по феноменологии и теории познания. М., 2001). Она положила начало феноменологии как филос. направлению. Центральная тема т. I — наука как теория, различие теоретических и эмпирических наук. По Г., в основе объективности научного знания лежит логическая связь идей, образующая единство истин науки как единство значений. Эта связь в корне отличается от психологических связей переживаний в познании и от связей вещей (предметов в самом широком смысле), составляющих предметную область науки. Первое различие раскрывается при обсуждении вопроса о сущности логики как теоретической дисциплины, независимой от психологии, и в критике психологизма — различного рода попыток представить логические связи как частный случай психологических, что ведет, по Г., к скептицизму и релятивизму. Второе различие связано с постановкой проблемы истины и выявлением чисто логических условий возможности познания. Истина как идеальное единство значений, усматриваемое в фактах, не исчезает вместе с фактами. Совокупность значений (смыслов) неисчерпаема, это «царство истин», в котором может быть зафиксирована любая определенность вещей, любое предметное единство. При этом истины не изобретаются, но открываются, и систематика науки коренится в систематике вещей. Задача «чистой логики» — выявить условия, при которых связи значений образуют теорию как единство объяснения определенной предметной области, т.е. выявить условия возможности теории как таковой. В т. 11 «Логических исследований» Г. ставит перед собой задачу связать проблемы «чистой логики» с проблемами теории познания, т.е. с описанием всеобщих структур сознания, которые лежат в основе постижения реальных и идеальных предметов, выявить структуру психического акта как такового и определить специфику актов познания. Феноменология, по Г., не теория, она беспредпосылочна и следует логике проясняемых понятий. В ее сфере существование внешнего мира — метафизический вопрос, а направление исследований — «противоположно естественному»: оно нацелено не на предметы, которые в наивной установке полагаются существующими, а на акты в их смысловом содержании (значении), которое необходимо извлечь из психологической и грамматической оболочки высказываний. Значение отделяется от материально-вещественного бытия знака, от образа представления или фантазии и, главное, от предмета: необходимо различать то, о чем говорится, и то, что говорится. При описании сознания как акта основным является различие интенции значения и осуществления (наполнения) значения (если предмет дан в созерцании). Значение нереально, его статус аналогичен статусу идеальных, общих предметов. Г. подвергает критике как учения, гипостазирующие общее (платонизм), так и эмпирические теории абстракций (Локк, Дж. Беркли, Юм), показывая, что акт усмотрения общего всегда основан на акте восприятия, но интенция общего радикально отличается от интенции индивидуального. Соответственно различию значения и предмета выделяются две ветви «чистой логики»: теория предметов — учение о части и целом как о самостоятельных и несамостоятельных предметах и «чистая грамматика» — учение о самостоятельных и несамостоятельных значениях. Проблема интенциональности сознания — кульминация этой работы Г. В направленности сознания на предмет, в акте придания смысла дескриптивный анализ выделяет реальное и интенциональное содержание сознания. В первом выделяются интенциональные и неинтенциональные переживания, во втором — предмет (просто предмет и определенным образом интендированный предмет), качество акта (суждение, вопрос, желание и т.д.), материя (предметная отнесенность акта), сущность акта (единство качества и материи) и его полнота. Любой вид акта содержит в своей основе представление как объективирующий акт, который не зависит от того, реален ли его предмет или является вымышленным. В заключительном, шестом исследовании, которое, начиная со второго изд., выделяется в качестве 2-й части II т., рассматривается понятие познания как осуществления значения с определенной степенью полноты. Основная проблема — различие способов данности реального и идеального предметов. Истина описывается как полное тождество и совпадение значения, помысленного или зафиксированного в знаковой форме, и значения, осуществленного в созерцании. Очевидность в этом контексте оказывается переживанием такого совпадения. Соответственно, выделяются акты познания — сигнификация, созерцание (для реального предмета — восприятие, для идеального — категориальное созерцание, усмотрение общего) и адеквация. В «Логических исследованиях» еще не делается попытки представить феноменологию как «первую философию», вместе с тем проведенный в книге анализ сознания и познания оказал большое влияние на последующую эволюцию феноменологии.

К проблеме времени, которая стала для феноменологии одной из основных, Г. обратился в лекциях 1904/1905 (опубликованы только в 1928 М. Хайдеггером и Э. Штайн), в которых рассматривается иерархия внутреннего сознания времени и в качестве ее основы — самоконститутивный поток сознания как абсолютная субъективность.

Переворот в философии, который Г. провозглашает в своей программной статье «Философия как строгая наука» (Philosophic als Wissenschaft // Logos 1910— 1911. Bd I.; в рус. пер.: Логос. СПб., 1911. Кн. 1), основан прежде всего на выявлении непсихологически понятой субъективности. Первый шаг — это критика натурализма, для которого, по Г., или все существующее просто отождествляется с физической природой, или допускается существование причинно или функционально зависимого от физической природы психического. В «натурализировании» разума Г. увидел опасность не только для теории познания, но и для человеческой культуры в целом, ибо натурализм стремится сделать относительными как смысловые данности сознания, так и абсолютные идеалы и нормы. Релятивизму натурализма он противопоставляет методологию строгой науки о сознании, в основе которой лежит нетеоретическое требование направлять рефлексию на смыслообразующий поток сознания и дескриптивно выявлять смысловую данность переживания внутри конкретного потока-горизонта смыслов (значений). «Строгость» в учении о сознании подразумевает, во-первых, отказ от высказываний, в которых «просто», т.е. без рефлексии, нечто утверждается о существовании предметов в их пространственно-временных и причинных связях; во-вторых, отказ от высказываний относительно причинно-ассоциативных связей переживаний. Ни предметы, ни психологические состояния не перестают существовать от того, что при повороте к феноменологической установке причинность и функционализм лишаются статуса единственного метода изучения сознания. Г. вводит особые термины для обозначения процедур феноменологического метода, благодаря которым совершается переход от естественной установки к феноменологической: эпохе и феноменологическая редукция есть выдвижение на первый план смысловой связи сознания и мира и просмотр сквозь нее всех многообразных отношений человека и мира. В «естественной установке» наивная вера в существование предметов есть лишь фон для опознавательно-целевых ориентаций. Для «наивного» человека (выражение Г.) тип связи между предметами сливается с типом связи между предметами и сознанием. Феноменологическая установка отстраняется от причинно-функциональной взаимозависимости сознания и предметного мира. Лозунг «К самим вещам!» — это требование удерживать внимание на смысловой направленности сознания к предметам, в которой предметы раскрывают свой смысл без отсылки к природным или рукотворным связям с др. предметами. В этой процедуре нет ничего сверхъестественного: достаточно, напр., направить внимание на дом как на архитектурное сооружение, несущее определенный культурно-исторический или социальный смысл, «заключив в скобки» дом как препятствие (или цель) и дом как результат деятельности строителей.

Др. направление феноменологической редукции (трансцендентальная редукция) — отказ от объективистского понимания психического: эмпирическое Я как «вещеобразный предмет» редуцируется к феноменологическому содержанию переживаний в единстве потока переживаний; при этом рефлексия — не наблюдение за сознанием «со стороны», но «оживление» сознания, превращение смыслообразующего потока из возможности в действительность. Смысловая связь реализуется в потоке феноменов, которые не содержат в себе различия между бытием и явлением: явление психического и есть его бытие. Предмет (вещь) является, однако само явление предмета не является, но переживается. Постижение смысловых связей Г. называет «созерцанием сущностей», причем сфера анализа сознания — изучение смысловых оттенков восприятия, памяти, фантазии, сомнения, актов воли и т.д. — сравнима по объему с естествознанием.

В попытке систематизации феноменологии в «Идеях I» (Ideen zu einer reinen Phanomenologie und phanomenologischen Philosophie. Erstes Buch, 1913) на первый план были выдвинуты понятие чистого сознания с его ноэтико-ноэматическими структурами и понятие чистого Я, необходимость которого оспаривалась в «Логических исследованиях». Последователи-критики (Хайдеггер, Ж.П. Сартр и др.) увидели в этом «гносеологизацию» феноменологии и превращение ее в идеалистическую систему. В то же время эта терминология, а также структура cogito — cogitatio — cogitatum оказались необходимыми для расширения сферы феноменологических исследований и постановки проблемы интерсубъективности в 1920-е гг. Интерсубъективность вначале осознается в качестве проблемы описания условий возможности смысловых связей индивидов как духовных сущностей-монад и в качестве исходного пункта проблемы объективного познания, которое достигается в интерсубъективном опыте психофизически и ментально независимых друг от друга субъектов. Другой выступает как исходный момент и как путеводная нить опыта чужого, т.е. того, что не принадлежит нашей собственной сфере. Этот подход реализовался в «Картезианских медитациях» (Cartesianische Meditationen und Pariser Vortrage. Husserliana. 1950. Bd I), в работе, которая возникла на основе «Парижских докладов», прочитанных Г. в Сорбонне в 1929. В работе «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» (Die Krisis der europaischen Wissenschaften und die transzendentale Phanomenologie. Husserliana. 1954. Bd VI) постановка этой проблемы принимает вид «парадокса человеческой субъективности», которая одновременно есть и конституирующий мир субъект, и существующий в мире объект, а затем расширяется до парадокса универсальной интерсубъективности, которая, трактуемая как человечество, включающее в свой мир «всю совокупность объективного», есть часть мира и в то же время конституирует весь мир. По Г., метод разрешения этих парадоксов — строгое, радикальное эпохе, исходная точка которого — конкретное человеческое Я. Систематически обращая к себе вопросы из своего конкретного мира-феномена, человеческое Я, которое дано первоначально как «смутная конкретность», открывает в себе трансцендентальное Я. Предпосылка интерсубъективности — конкретный мир-феномен, жизненный мир. Это мир «субъективно-соотносительного», мир-горизонт всех наших целей и устремлений, которые так или иначе реализуются в предметах; в нем наличествуют как вещи обыденного опыта, так и культурно-исторические реалии, не тождественные объектам научного анализа (хотя они могут быть ему подвергнуты), а также связи, не тождественные связям, устанавливаемым в научном исследовании. Жизненный мир можно рассматривать как в естественной, так и в феноменологической установке. В первом случае, по Г., мы (в т.ч. и ученые) просто погружены в него, во втором — осознаем его как пред-данный и соотнесенный с нашей субъективностью, непрерывно наделяющей значениями (смыслами) предметы и отношения мира жизни.

В эпоху бурного развития естествознания Г. ставит вопрос о кризисе европейских наук, который он связывает с забвением жизненного мира как смыслового фундамента науки: в мире науки (предметная область, теоретические методы и модели, эксперимент, техника) ученый проходит мимо своей субъектно-смысловой корреляции с предметами и направляет внимание на связи между последними. Наука, по Г., не должна дедуцировать свои положения из сферы обыденного опыта, но она с неизбежностью соприкасается с основным способом ориентации в жизненном мире — с восприятием, ибо восприятие — основа (фундирующий акт) образования абстракций и конечный пункт верификации или фальсификации теории. Главное, однако, состоит в том, что именно в жизненном мире субъективность ученого обретает опыт смыслоотнесенности к миру. В рефлексии этот опыт дает возможность устранять невыявленные, т.е. не соотнесенные с определенным способом смыслополагания, предпосылки. Для Г. кризис европейской культуры в целом состоит в объективизме, который затемнил истинный смысл рационализма, смысл «имманентной духовной истории Европы».

Философия Г. оказала большое влияние на формирование экзистенциализма, персонализма, феноменологической социологии (А. Шюц). Ее влияние испытали также неотомизм, структурализм и постструктурализм, некоторые школы в психологии, психиатрии, литературоведении, методологии науки. Среди непосредственных учеников Г. — Хайдеггер, Р. Ингарден, Э. Левинас, А. Копре, Я. Паточка, Г.Г. Шпет и др. В рус. философии рецепция идей Г. относится к нач. 20 в. Наиболее заметное влияние его идеи оказали на И.О. Лосского, Б. Яковенко, Шпета, А.Ф. Лосева.

Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.