Античная философия - пифагор
Пифагор
Главным препятствием в реконструкции учения П. является недостаток прямых источников; подобно Фалесу и Сократу, П. ничего не писал, а ранние пифагорейцы, вопреки распространенному среди неопифагорейцев мнению, излагали в своих сочинениях собственные взгляды, а не доктрины своего Учителя (ср. в этой связи легендарную фразу «сам сказал», Цицерон, «О природе богов» I 10). Их теории слишком индивидуальны, чтобы из них можно было прямо вывести философскую систему П. Помимо этого, до сих пор нет согласия в том, кого именно следует относить к ранним пифагорейцам, а кого нет. Недостаток прямых источников лишь частично компенсирует обширная косвенная традиция, как историческая, так и легендарная.
Традиция. 1 ) В доплатоновской период Пифагора упоминают Ксенофан (DK21 В 7), Гераклит (22 В 40; 81; 129), Эмпедокл (31 В 129), Геродот (Hdt. IV 95), Ион Хиосский (36 В 4), Демокрит (автор книги «Пифагор», 68 А 33), Антисфен (fr. 51 Caizzi) и ритор Исократ (Bus. 28). Судя по этим разноголосым и часто полемическим откликам, П. был одной из самых известных личностей в образованных кругах того времени; о его славе свидетельствуют и монеты с его портретом, выпущенные ок. 440-430 в Абдерах. Основные темы ранней традиции: мудрость П., его обширные знания и исследования (σοφία, πολυμαθία, ἱστορία), красноречие, учение о душе, в частности о переселении душ (метемпсихоз). Политическая деятельность П., равно как и конкретные детали его философских и научных взглядов, не нашла отражения в ранней традиции. Тем не менее ее свидетельства противоречат тенденции представлять П. только религиозным проповедником, отрицая философию, науку и политику. 2) Легендарную традицию о П. доносит до нас сочинение Аристотеля «О пифагорейцах» (fr. 191-196 Rose), фантастические диалоги академика Гераклида Понтийского дополняют и приукрашивают ее, перенося на П. чудеса, первоначально связанные с другими людьми (fr. 40-41, 73-75, 87-89 Wehrli). Она рисует П. чудотворцем, который предсказывал будущее, помнил о былых перевоплощениях, беседовал с животными и т. п. Часть этих мифов исходила от самого П., который, как и Эмпедокл, претендовал на сверхъестественный статус, что, однако, не мешало им обоим заниматься философией и наукой. Оживленные споры в Академии и Ликее вокруг фигуры П. помогли сохранить некоторые сведения о его открытиях и учении (Ксенократ, Аристотель, Евдем, Аристоксен и др.), а сам он стал героем первых биографий (Аристоксен, Дикеарх). Биограф Неанф из Кизика и историк Тимей (рубеж 4-3 вв. до н. э.) завершают наиболее ценную часть традиции, к которой, впрочем, нужно подходить критически. Хотя источники классического периода являются основой любой сколько-нибудь надежной реконструкции жизни и учения П., их противоречивость связана не только с их фрагментарностью, но и с тем, что они по-разному интерпретируют реалии пифагорейской школы в течение ее почти 200-летнего существования. 3) Более поздние источники ценны лишь в той мере, в какой они восходят к 5-4 вв. до н. э. В эпоху эллинизма возникают новые биографии П. (Гермипп, Гиппобот и др.) и множество псевдоэпиграфов, ходивших под именами Пифагора, его жены детей и учеников (см. Пифагорейские псевдоэпиграфы). Учения, приписываемые П. в псевдопифагорейской и другой философской литературе эллинизма, представляют собой вариации на тему математического платонизма, нередко в его перипатетической интерпретации. 4) Зарождение неопифагореизма в 1 в. до н. э. придало новый импульс литературе о П. (Аполлоний Тианский, Никомах из Герасы), в которой остатки исторических сведений, как правило, теряются в море вымысла. Соперничество неопифагореизма с христианством в немалой степени повлияло на то, каким рисовали П. его поздние почитатели и биографы Порфирий и Ямвлих, чей идеал философии подразумевал религиозный путь к истине. К сохранившимся источникам относятся также биография П. у Диогена Лаэртия, более трезвая, нежели труды неопифагорейцев.
Биография. Благодаря огромной славе П. о нем сохранилось больше биографических сведений, чем о других философах и мудрецах 6 в. до н. э., но о первой половине его жизни, проведенной на Самосе, почти ничего не известно. Его отец Мнесарх был богатым и, вероятно, знатным человеком. Сведения об учебе П. у Ферекида и Анаксимандра и тем более о путешествиях в Египет и Вавилон недостоверны, хотя частью восходят к 4 в. до н. э. Ок. 532 П., как и многие другие аристократы, покидает Самос из-за тирании Поликрата и поселяется в южноиталийском Кротоне. Благодаря своим талантам и красноречию он нашел здесь немало сторонников, которые образовали гетерию (неформальное политическое сообщество). Дом знаменитого атлета Милона стал местом собрания пифагорейских гетайров, сплочению которых способствовали особый образ жизни и культивирование дружеских уз. Многие из этических требований П. имели религиозное обоснование и подкреплялись верой в его сверхъестественные способности. О пифагорейском образе жизни мы знаем мало конкретного. Из слов Платона (Resp. 600ab) следует, что его носители отличались от большинства в лучшую сторону. По крайней мере, в ранний период он включал в себя целый ряд религиозно обоснованных правил, как, напр., предпочтение определенного типа жертвоприношений, запрет (полный или частичный) на определенного вида пищу или на захоронение в шерстяной одежде.
Пифагорейская гетерия, стремившаяся к упрочению власти олигархической аристократии, со временем стала определять политику в Кротоне. Особенно ее влияние возросло в ходе войны с соседним Сибарисом (ок. 510 до н. э.), разгромленным кротонской армией под руководством Милона. Влиятельность П. и его сторонников вызвала враждебность той части кротонской элиты, которая не желала мириться с утратой своих позиций. В конце 6 в. в результате антипифагорейского выступления, возглавленного кро-тонским наместником в Сибарисе Килоном («Килонова смута»), к которому примкнула часть учеников П. (Гиппас), он бежал в Метапонт, где вскоре и умер.
Учение. Попытки свести разнообразие интересов и занятий П. к единой системе надежных результатов не дали; есть все основания полагать, что это неудача предопределена не столько фрагментарностью наших источников, сколько отсутствием такой системы у П. Во многом его интересы лежали в той же области, что и у Милетской школы: космология, астрономия, математика. Интерес к религии свойственен Ксенофану (правда, несколько иного характера) и еще в большей степени Пармениду и Эмпедоклу; политикой занимались Фалес, Анаксимандр и другие досократики.
Космогония и космология. Философские идеи П. следует рассматривать в контексте учений его ионийских предшественников. Космогония П. объясняла зарождение мира взаимодействием двух начал, «предела» и «беспредельного». Последнее, заимствованное у Анаксимандра, отождествлялось с пустотой и одновременно с бесконечной пневмой, воздухом (ср. Анаксимен), окружавшим космос. Космос «вдыхает» внутрь себя пневму, внутри его она ограничивается «пределом» и кладет начало отдельным вещам (доксографическая традиция приписывает П. введение понятия «космос», что сомнительно). Противоположные начала, придавшие динамизм этой космогонии, играют важную роль как у пифагорейцев (Алкмеон, Менестор, Филолай), так и у других италийских философов (Парменид, Эмпедокл).
Переход от космогонии к космологии засвидетельствован очень плохо. Хотя наши источники позволяют реконструировать основные черты пифагорейской космологии и астрономии начала 5 в. до н. э., надежно выделить вклад самого П. крайне трудно. Такие важные открытия, как сферичность Земли, разделение небесной и земной сфер на зоны (арктическую, антарктическую и т. д.) и отождествление Вечерней и Утренней звезды с Венерой традиция связывает как с П., так и с Парменидом. Представление о независимом движении планет вдоль эклиптики с запада на восток впервые зафиксировано у пифагорейца Алкмеона (DK24 А 4), равно как и идея кругового движения всех небесных тел (24 А 12). Можно, т. обр., полагать, что, развив концепцию «геометрической» Вселенной Анаксимандра, П. перенес и на планеты круговое движение, присущее Солнцу, Луне и звездам в системе последнего. Был ли П. известен принятый в 4 в. до н. э. порядок небесных тел (Земля, Луна, Солнце, Венера, Меркурий, Марс, Юпитер, Сатурн, звездная сфера), открытие которого Евдем Родосский приписывает ранним пифагорейцам (12 А 19), мы не знаем. Однако круговое движение планет является предпосылкой не только этой, но и более ранней теории учения о «гармонии сфер», или, точнее, о «небесной гармонии», восходящего в своих основных положениях к самому П. По этому учению, небесные тела издают при своем круговращении звуки, высота которых зависит от скорости движения небесных тел, возрастающей по мере их отдаления от Земли: Луна вращается медленнее всех, звездная сфера быстрее всех. Скорости, соответствующие расстоянию небесных тел от Земли, имеют соотношения созвучных интервалов, так что их совместное круговое движение порождает гармоническое звучание.
Гармоника, математика. Сближению астрономии с математикой, а через нее и с гармоникой во многом способствовало открытие П. числового выражения гармонических интервалов: октавы (2 : 1), кварты (4:3) и квинты (3 : 2); см. свидетельство Ксенократа: «Пифагор обнаружил, что музыкальные интервалы возникают не без участия числа, ибо они есть сравнение одного количества с другим», ар. Porph. In Harm. 30, 1 sq. = fr. 87 Isnardi). Это открытие, положившее начало объединению четырех точных наук (геометрия, арифметика, астрономия и гармоника) в пифагорейский математический квадривиум (Архит, 47 В 1), дало мощный импульс поискам числовой гармонии, в т. ч. и в движении планет. Отсюда лишь один шаг до мысли, что не только природа, но и неисчисляемые вещи на самом деле подчинены числу (Аристоксен, fr. 23 Wehrli). Характерный пример -числовые спекуляции, которые Аристотель принимал за философские «определения»: справедливость есть четверка, ибо она воздает равным за равное (2 χ 2); брак есть пятерка, ибо в ней соединяются мужское (нечетное) и женское (четное) и т. п. Хотя арифмология существовала у греков задолго до П. (см. «Труды и дни» Гесиода), а в своей более рациональной форме представлена и в системе Анаксимандра, пифагореизм, несомненно, способствовал укоренению этих представлений в «высокой» культуре. Логика развития пифагореизма далека, т. обр., от эволюционистского схематизма: не мистические числовые спекуляции, постепенно секуляризируясь, ведут к математике, а наоборот — математика дает мощный импульс этим спекуляциям, как это отчетливо показывает впоследствии пример Платона. Некоторые из аналогий между числами и «вещами» не лишены глубокого смысла и сумели произвести впечатление даже на Аристотеля (De Caelo 268alO-15; De sens. 442al2-29) и Теофраста (De caus. pl. 6, 4, 1-2), которые, в отличие от академиков, их, как правило, не принимали. Нет, однако, оснований видеть в П. родоначальника той числовой метафизики, которую Аристотель критикует во многих своих трудах («Метафизика», «Физика» и др.), приписывая ее анонимным пифагорейцам (подробнее см. ст. Пифагореизм).
В геометрии П. продолжил исследования Фалеса, придав им более научный и абстрактный характер (Евдем, фр. 133). Ему, в частности, принадлежит дедуктивное доказательство теоремы Пифагора, — в отличие от эмпирических формул для некоторых «пифагоровых троек» (3, 4, 5; 5, 12, 13, и т. д.), которые были известны еще в древнем Вавилоне. Развив теорию четных и нечетных чисел (Евклид. «Начала» IX, 21—34), использующую косвенное доказательство, П. заложил основы теоретической арифметики, см. свидетельство Аристоксена: «Пифагор, кажется, более всех людей ценил науку чисел; он продвинул ее вперед, отведя от практических потребностей купцов и уподобляя все вещи числам» (fr. 23 Wehrli). Созданная им теория пропорций, действительная для соизмеримых величин, стала связующим звеном между всеми науками пифагорейского квадривиума. П. были известны геометрическая, арифметическая и гармоническая средние, а также «музыкальная пропорция» (12 : 9 = 8 : 6), с помощью которой он разделил струну монохорда и нашел численное выражение трех гармонических интервалов. Вероятно, что этот опыт был одним из первых научных экспериментов.
Одним из важнейших следствий дедуктивно построенной математики П. стало заимствование идеи дедуктивного доказательства Парменидом, имевшим учителя-пифагорейца (Аминия, DK28 А 1), и его последователями Зеноном и Мелиссом. Парменид был, вероятно, первым философом, развивавшим свою метафизическую систему с опорой на логические доказательства, однако сам этот метод был воспринят им из математики. В то время как история математики позволяет проследить постепенное совершенствование метода дедуктивного доказательства от Фалеса к пифагорейцам, его заимствование Парменидом сразу приводит к радикальному изменению философской аргументации.
Заслуживающая внимания традиция (Гераклид Понтийский, фр. 87-88 Wehrli = 14 А 21а) видит в П. автора слова «философия», понимаемая как предпочтение жизни, посвященной познанию. Аристотель, соученик Гераклида по Академии, вкладывает в уста П. слова о том, что «человек создан богом для познания и созерцания» («Протрептик», фр. 18, 20 During). Поскольку слово «философ» еще со времени Гераклита Эфесского (22 В 35) тесно связано с «исследованием» (ἱστορία) — понятием, характерным именно для П. (ср. 22 В 129), то представленная Аристотелем и Гераклидом академическая традиция вполне может опираться на пифагорейскую и восходить к рубежу 6-5 вв. до н. э.
Политическая и социальная деятельность. Философский идеал созерцательной жизни не мешал П. активно заниматься политической деятельностью. Его тесно связанное с практической жизнью этико-поли-тическое учение реконструируемо лишь в своих основных чертах. Главная из них-сознательное сохранение традиционного порядка, который в Кротоне кон. 6 в. до н. э. был представлен олигархией, опирающейся на 1000 полноправных граждан. С этим связано неприятие тирании, усиленное едва ли добровольной эмиграцией Пифагора с Самоса. Аристократическим является и социально-политически мотивированное культивирование дружбы, сохранившееся в пифагорейских кругах вплоть до 4 в. до. н. э. Борьба против роскоши и неумеренности в целом, особенно бросающейся в глаза в управляемом тираном Сибарисе, принадлежит к числу многих элементов, которые связывают П. с идеологией, представленной первыми законодателями (Солон и др.), Семью мудрецами и Дельфийским оракулом. К ней принадлежат также почитание богов и родителей, сдержанность в речах и самоограничение в частной и общественной жизни, умеренность в питье, еде и одежде. Эти представления, формировавшие пифагорейский образ жизни, были неразрывно связаны с идеалом телесной и духовной чистоты, достижению которых служили, во-первых, атлетика (многие пифагорейцы были победителями на Олимпийских играх) и медицина, в особенности диететика, бывшая основным направлением кротонской школы медицины, и во-вторых, музыка, способная, по убеждению пифагорейцев, благотворно влиять на душу По-видимому, П. не столько выдвигал новые ценности, сколько по-новому перегруппировал традиционные, сделав акцент на сознательном отношении к ним и укрепив их авторитетом мудреца, знавшего и умевшего больше других людей. К числу новых элементов принадлежит отношение к женщине. Хотя женщины едва ли были полноправными членами пифагорейских сообществ, П. был, вероятно, первым греческим философом, обратившим на женщину благосклонное внимание. С этим связаны более поздние легенды о его жене-философе Теано (DK14a) и других пифагорейских женщинах.
Религиозные взгляды. П. часто представляют религиозно-этическим реформатором, однако определить его религиозный профиль крайне трудно. Крупнейший знаток греческой религии М. Нильссон относил его к «легалистскому» направлению в греческой религии, которое добивалось милости богов путем строгого исполнения религиозных заповедей и правил, В. Буркерт, напротив, — к мистико-экстатическому, связанному со скифским шаманизмом. Между тем идея греческого шаманизма так и не получила должного подтверждения в источниках, равно как и бытование экстатических культов в среде пифагорейцев. По всей видимости, у них не было специальных культов, отличных от культов полисов, в которых они жили. Сам П. присоединился к традиционному в Кротоне (и Метапонте) культу Аполлона, что было важно и для его социального признания. Еще при жизни он стал тем, кого греки называли θεῖος ἀνήρ («божий человек»), после смерти ему, как и многим другим философам и поэтам, воздавались героические почести. В легендах он выступает как воплощение Аполлона, а его первый биограф Аристоксен выводит его этическое учение из Дельф.
В то время как фигура самого П. представляется близкой к Аполлону и Дельфам, учение о метемпсихозе, заимствованное им из орфизма, объединяет его с другим полюсом греческой религиозной жизни. В пифагорейском варианте метемпсихоза отсутствует, однако, центральная для орфизма идея о том, что переселение души это наказание за наследственную вину человека, так что завершение «мучительного круга» превращений и обретение бессмертия является главной целью посвященного в мистерии. На передний план здесь выдвигается представление о том, что круговращение души по телам людей и животных это неизбежный удел человека и тем самым часть миропорядка. Где именно находятся души после смерти и что ожидает их в конце перевоплощений, остается неясным (словно этот конец не предусмотрен). Алкмеон, напр., обосновывал бессмертие души тем, что она, подобно другим бессмертным (т. е. небесным) телам, находится в вечном круговращении (24 А 12). Позже эта идея дала толчок философскому учению о «вечном возвращении», согласно которому весь мир проходит через ряд совершенно идентичных периодов (Евдем, fr. 88).
Источники: DKI, 96-105; Timpanaro Cardini M. IPitagorici: Testimonianzeeframmenti. Fase. I—III. Fir., 1958-1961 (текст Дильса-Кранца с комм.); ЛЕБЕДЕВ, Фрагменты, с. 138-149 (пер. Дильса-Кранца с полезными дополнениями); Giangiulio M. Pitagora: le opère e le testimonianze. Fasc.1-2. Mil., 2000.
Биографии П.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Пер. М. Л. Гаспарова. M., 19862, с. 307-320 (кн. VIII 1-50); Порфирий. Жизнь Пифагора, Там же, с. 416
Вопрос-ответ:
